Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года - [236]

. Однако житейские неудобства не отвлекали от созерцания исторических достопримечательностей. Так, «проходя город Сен-Мишель, русские имели возможность удивляться произведению одного скульптора (Лижье Ришье, XVI век. — Л. И.). В городовом тамошнем костеле, в приделе, находится тринадцать фигур в обыкновенный рост человека, высеченные из одного дикого камня, изображающие положение Иисуса Христа в гроб, черты лиц каждой фигуры чрезвычайно живо изображают их чувства, и мастер занимался сим изделием тридцать лет»^{38}.

Впрочем, повсюду внимательные взоры российских офицеров находили немало любопытного и даже отрадного для глаз. Например, И. Т. Родожицкий произвел сравнительный анализ женской красоты и подвел итог своим «физиогномическим» наблюдениям: «…B первой встрече француженки показались мне весьма милыми, ловкими; я видел много прекрасных. Все вообще имеют пленительные, быстрые черные глазки, в которых выражается пламенное чувство сладострастия; в чертах лица, в голосе, в словах и взорах их видна любовь; казалось, они движутся и дышат этой страстью. Здесь я мог рассмотреть, как отлична физиогномия француженок от немок!»^{39} Посетив театр в Нанси, И. Т. Родожицкий покинул его полный новых впечатлений, которые могли появиться только у офицера русской армии: «Французы, будучи от природы шутливы и ветрены, ходят теперь с поникшими головами и в крепкой думе, конечно, о предстоящем бедствии; но мальчики довольно говорливы. Забравшись в первый ряд кресел, я бы сидел уединенно, если бы не подошли ко мне мальчики во фраках, засунув в карманы руки, по общему обыкновению, и с шляпами на головах; они свободно разваливались передо мною на балюстраде, и в антрактах пьесы часто обращались ко мне с вопросом, сначала о театре, как он нравится, потом о городе; наконец, один спросил у меня: "Неужели вы думаете быть в Париже?" — "Непременно, так же как ваши войска были в Москве". — "И вы сожжете Париж?" — "Не знаю". — "Пожалуйста, не жгите Парижа; вам стыдно будет…" Занавесь поднялась. Я не столько смотрел на пьесу, как на малюток, занимающихся политикою и судьбою своего Отечества»^{40}. По дороге к Реймсу — городу, где короновались французские короли, Родожицкий заметил местную достопримечательность — «на верховом почтальоне деревянные ботфорты, которые прикреплены к седлу и охраняют его при падении с лошади от ушиба, хотя бы он скакал во всю ночь».

Выше уже отмечалось, что все памятные места, связанные с величайшими событиями мировой истории, вызывали особо благоговейные чувства в офицерах 1-го егерского полка. В городе Реймсе они решили во что бы то ни стало осмотреть знаменитый собор «по уважению к нему особенно венчания там Девою Орлеана (Жанной д'Арк) на царство короля французского Карла VII». Местный житель, в благодарность русским офицерам, предотвратившим разграбление Реймса «безмерно злыми» на французов пруссаками, вызвался вместе с женой показать им «внутренности собора». Он в подробностях поведал «сынам Севера», как происходило некогда «царевенчание», и показал все, что там было «изящного». Благодарные слушатели, которым на следующий день предстояло вступить в кровопролитное сражение, сожалели только об одном: «..День был пасмурен, и потому находящаяся над главным порталом во фронтоне общей капитальной арки розетта — произведения удивительного по оптическому вымыслу из разноцветных пластин хрусталя, имеющая диаметр около 20 аршин, — не показала нам полной прелести своей обаятельною игрою радужных цветов ее, разливающихся при падении солнечных лучей на нее…»^{41}

Самым ярким и незабываемым впечатлением русских офицеров была победная весна 1814 года в покоренном Париже, «когда удалилась, со скрежетом зубов, кровожадная война, и пришествием утреннего света озарилось радостию унылое человечество». Этот город поистине не обманул общих восторженных чаяний. «Офицеры рассеялись повсюду и с первого дня своего пребывания обратили внимание на примечательные заведения, находившиеся в Париже. Картинные галереи, собрания древностей, библиотеки, мастерские знаменитых художников были наполнены русскими»^{42}.

П. С. Пущин записал в дневнике: «Я ходил осматривать Лувр и Музей. Один и другой многим обязаны Наполеону. Архитектура Лувра будет вечным памятником этому необыкновенному человеку и достопримечательные предметы, привезенные в последнее время из всех стран Европы, представляют все, что только есть на свете замечательного. Здесь я видел статуи Аполлона Бельведерского, Венеры Медицийской, Лаокоона, Преображение Господне Рафаэлевой работы и пр[очее]. Я любовался новейшими образцами искусства и охотно провел бы весь день в созерцании всех этих прелестей, если бы не встретил нескольких приятелей, которые отвлекли меня от моего увлечения и потащили с собой в Пале-Рояль, более простое и чудесное, но не менее интересное место. Вечером я был в театре "Варьете", должен сознаться, что остроты Брино доставили мне большое удовольствие»^{43}. Конечно же русский офицер ни дня не мог прожить без посещения театров: «Сейчас же после обеда я ушел из гостиной, чтобы идти во Французский театр (Комеди франсез). Обе комедии разыграны в совершенстве. Государь присутствовал на спектакле и, выражая одобрение исполнителям, вынуждал публику аплодировать, на что Париж так восприимчив. Особенно бурные и единодушные аплодисменты раздались в антракте, когда на спущенном занавесе появился древний французский герб, цветы лилии, нарисованные на листе бумаги. "Да здравствует Александр, наш избавитель! Да здравствует король!" — раздалось тогда со всех сторон, и шляпы с белыми кокардами вошли в моду»