Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции - [12]

Рис. 9. Обер-полицмейстер Санкт-Петербурга А.П. Галахов

Пока тот методично осматривал чемодан и каждый кирпич, лежавший в нём, Горбунов и его подчиненные добродушно подтрунивали над Карпом Леонтьевичем. Но когда он разрезал оба сапога от голенища до подошвы, принялись хохотать. Но не зря пословица уверяет, что «хорошо смеется только последний». Через три дня Карп Леонтьевич привел к Галахову арестованных им чухонцев. Как он их поймал? В нижней части сапога Карп Леонтьевич обнаружил полустертое клеймо сапожника. Разыскав мастера, в его старой книге заказов он отыскал фамилию клиента. Обратившись в адресный стол, Шерстобитов выяснил, что ныне владелец сапог проживает на Васильевском острове у одной немки, сдававшей углы постояльцам. Та сообщила сыщику, что от неё подозреваемый, проживавший с двумя друзьями-чухонцами, уже съехал. Немка вспомнила, что к этим постояльцам часто захаживал их земляк, служивший провизором в аптеке у Калинкина моста. Шерстобитов помчался туда. В аптеке он наткнулся на рыжего мужчину. Схватив его за воротник, он строго спросил: «Где два твоих товарища?» Оторопевший чухонец сообщил, что те стоят на мосту. С помощью торговавших там калачников эти двое тоже были задержаны и тут же во всем сознались.

За поимку чухонцев квартальный надзиратель К.Л. Шерстобитов 3 ноября 1847 года приказом обер-полицмейстера был награжден годовым окладом в размере 342 рубля 85 копеек{41}. Штиглиц от себя добавил тысячу{42}.

Рис. 10. Форма квартальных надзирателей в 1852 году

Дело № 6. Неутешный сын

1 января 1847 года в доме Дидло (дом сохранился в перестроенном виде, нынешний адрес: Невский проспект, дом 43 / ул. Рубинштейна, дом 1) были найдены мертвыми две проститутки, жившие без прислуги. Головы убитых были проломлены в нескольких местах тупым шарообразным предметом, имевшим диаметр около вершка (примерно 4,45 см). На полу Шерстобитов обнаружил кровавые следы, оставленные мужскими сапогами. Так как ни денег, ни ценных вещей в квартире он не нашел, а платья и тряпки были вынуты из комодов и раскиданы, сыщик сделал вывод, что убийство совершено с целью ограбления. Однако никаких зацепок, кроме следов сапог, у него не было. Подозрения пали сперва на дворника, потом на одного из клиентов убитых проституток. Обоих Карп Леонтьевич заставил пройти рядом с кровавым следом в сапогах, помеченных чернилами, но этот смелый для своего времени следственный эксперимент убийцу не открыл.

Рис. 11. Дом Дидло (крайний слева), фотография XIX века

Спустя семьдесят дней случилось новое происшествие – 11 марта 1847 года у ворот дома полковника Тишенинова (нынешний адрес: Стремянная улица, дом 10, дом постройки 1828 года был разобран в 2005 году) нашли в бессознательном состоянии проживавшего в этом доме писаря. И хотя голова его была проломлена, он был жив, и его сразу отвезли в больницу. Надзиратель Шерстобитов, осмотрев раны, пришел к выводу, что они нанесены тем же тупым шарообразным предметом, что и проституткам в доме Дидло. Но писарь пребывал в бессознательном состоянии и ничего про нападавшего сообщить не мог. Его жена (а поженились они буквально за несколько дней до покушения) показала сыщику письмо, полученное мужем утром, в котором того приглашали в полдень в одну из рестораций возле Думы. Половые из этой ресторации, узнав писаря по описанию, назвали человека, с которым тот в полдень там встречался – 19-летний Яковлев. По месту проживания его не обнаружили, у любовницы тоже не застали, зато в её квартире во время обыска нашли золотые серьги и колечко, украденные в доме Дидло.

Самого Яковлева схватили в лесу за Нарвской заставой. Он признался в убийстве проституток и указал, где спрятаны остальные похищенные у них вещи. Про покушение на писаря он сообщил следующее:

«Зная, что он получил за женою порядочное приданое, заключавшееся… в золотых и серебряных вещах, я решил воспользоваться ими, рассчитывая в отсутствие хозяина убить его мать, жену и служанку, но чтобы успех задуманного предприятия был вернее, я намеревался убить сначала главу семейства, а потому… написал ему каракулями пригласительную записку, не подписав своего имени, чтобы со смертью его окончательно скрыть всякий след к преступлению»{43}.

Заманив после сытного завтрака жертву к себе домой, Яковлев успел нанести ему несколько ударов кистенем. Но тут неожиданно пришла служившая у него в доме кухарка. Важная подробность – она вернулась с похорон отца Яковлева. Однако сыну было некогда провожать родителя в последний путь, у него на этот день были иные планы – убить приятеля и всю его семью. Увидев раненого, кухарка, не разобрав, в чем дело, помогла Яковлеву вытащить полумертвого писаря на улицу и усадить на извозчика. Сбросив умирающего у его дома, Яковлев побрел куда глаза глядят, опасаясь возвращаться домой.

Из-за несовершеннолетнего возраста Яковлев подлежал не уголовному, а совестному суду, но за нанесение удара смотрителю тюрьмы был заключен в крепость, где и умер. Писарь через несколько месяцев выздоровел.

Шерстобитов дослужился до коллежского асессора{44}. Император Николай I трижды награждал его орденами. Вместе с орденом Станислава 3-й степени