Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX—XX веков: Записки очевидцев - [107]

Шрифт
Интервал

На Выборгской — Охтинский рынок на углу Большеохтинского пр. и Пороховской ул. (центр доставки молочных продуктов «чухнами»; до постройки моста Петра Великого летом по утрам яличники перевозили в город разносчиц-«охтенок» с их товаром); Большой Сампсониевский близ церкви св. Сампсония (галантерея, суровский товар, готовое платье, посуда, зеленной и сельдяной товар, мясо, фрукты); рынок купца Селезнева (готовое платье, посуда). Надо упомянуть и о Новодеревенском рынке купца Буфетова (мануфактура, галантерея).

«Рынки в Санкт-Петербурге более чем неудовлетворительны как по гигиеническим условиям хранения и продажи съестных припасов, так и по своим размерам» (Енакиев Ф. 75).


Магазины и лавки, рестораны и трактиры

В 1906 г. в Петербурге было 12 132 торговых предприятия, в 1914 г. — около 16 500. Из них почти 94 % приходилось на розничную торговлю. Сумма их годового оборота была близка к половине всего торгового оборота столицы. Этим Петербург резко отличался от Москвы, где доля розничной торговли в общем товарообороте была гораздо ниже, так как Москва была от века общероссийским центром оптовых сделок (Степанов А. 1993. 297). В структуре петербургского товарооборота, представленной ниже (ПЖ. 307, 308), бросается в глаза господствующее положение торговли предметами обихода. Это признак высокого жизненного уровня столичного обывателя и умелой постановки торгового дела.



В наше время бытует представление о безумной дороговизне жизни в столице Российской империи. Статистические данные этого не подтверждают. Хотя ржаной хлеб и был в Петербурге, смотря по сезону, на 18–28 % дороже, чем в Москве или Саратове, зато пшеничный продавали круглый год по среднерусским ценам. Мясо лучших сортов зимой было дешевле, чем в каком-либо другом крупном городе империи, и только худшие сорта весной и летом отличались дороговизной, но осенью и они шли по средним ценам (ассортимент мяса в Петербурге был вдвое разнообразнее, чем в Москве, которая, в свою очередь, была в этом отношении выше значительной части провинциальных городов). Соль и вправду была постоянно на 26–28 % дороже московско-саратовских цен. Зато сахар в первое полугодие продавался по умеренным ценам и только во втором становился на 6–14 % дороже, нежели в Москве. Как видим, прожиточный минимум в столице находился на среднем уровне. Но существовать на этом уровне истинный петербуржец счел бы ниже своего достоинства. Многие, лишь бы не уронить престиж, жили не по средствам, с трудом сводя концы с концами (Степанов А. 1993. 300).

О петербургских ресторанах один персонаж А. Т. Аверченко вспоминает: «Мне больше всего нравилось, что любой капитал давал тебе возможность войти в соответствующее место: есть у тебя 50 рублей — пойди к Кюба, выпей рюмочку мартеля, проглоти десяток устриц, запей бутылочкой шабли, заешь котлеткой даньон, запей бутылочкой поммери, заешь гурьевской кашей, запей кофе с джинжером… Имеешь 10 целковых — иди в „Вену“ или в „Малый Ярославец“. Обед из 5 блюд с цыпленком в меню — целковый, лучшее шампанское — 8 целковых, водка с закуской — 2 целковых… А есть у тебя всего полтинник — иди к Федорову или к Соловьеву: на полтинник и закусишь, и водки выпьешь, и пивцом зальешь…» (Аверченко А. 269).


Одежда и мода

В области моды Петербург задавал тон всей России. Если оставить в стороне анахронизмы придворного и аристократического обихода, то в глаза бросается прежде всего общеевропейская тенденция — стирание национальных и сословных особенностей в костюме. Конечно, лишь до известного предела: костюм и в это время говорил о принадлежности человека к определенному социальному кругу. Но если в XVIII–XIX вв. одежда очень внятно обозначала социальный статус своего хозяина, то в начале нашего столетия, на фоне единообразия городского костюма, знаки социальной принадлежности сместились на уровень аксессуаров и нюансов, которые современниками улавливались моментально, а нам подчас кажутся едва заметными.

Дамам диктовал моду Париж, господам — Лондон. Законодательницей дамских мод в Петербурге была мадам Бриссак. «Эта портниха сколотила целое состояние и приобрела в столице особняк. Все ее клиентки, в том числе сама царица, жаловались на цены, которые та заламывала» (Масси Р. 153). Но понемногу и у дам завоевывал популярность английский стиль. Парижские модельеры вводили их в шикарный салон, вовлекали в изящную эротическую игру, а Лондон ставил выше всего удобство и приспосабливал дамский туалет к изменениям в образе жизни, вызванным эмансипацией, успехами гигиены и, главное, развитием спорта (авто, велосипед, верховая езда, крокет, теннис, плавание). В мужской одежде очень заметно было также влияние Вены: мощная австрийская швейная промышленность экспортировала мужские костюмы во все страны (Ривош Я. 101).

Основным распространителем моды были специальные журналы. В 1915 г. в Петербурге издавалось 11 журналов мод: «Белье и вышивки», «Венский шик», «Вестник моды», «Дамский мир», «Детское платье и белье», «Искусство портных», «Модный курьер, модный свет и модный магазин», «Модный свет», «Моды для всех», «Парижская мода», «Портной». На моду влиял и театр. Часть публики (особенно значительная среди завсегдатаев Михайловского театра, где выступала французская труппа) шла на спектакли только для того, чтобы посмотреть на присланные из Парижа туалеты примадонн. Мода распространялась также фотографическими открытками, изображавшими «этуалей» и красавиц на любой вкус, и кинематографом, увлечение которым начиная с 1907 г. приобрело эпидемический размах.


Еще от автора Дмитрий Андреевич Засосов
Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов

Изданию воспоминаний Д. А. Засосова и В. П. Пызина предшествовала частичная публикация их в литературной обработке М. Е. Абелина в журнале «Нева» (1987-1989 гг.) под названием «Пешком по старому Петербургу».Настоящая книга не является перепечаткой изданных текстов. Издательство предлагает читателю авторскую редакцию рукописи, восстановленную вдовой В. И. Пызина Е. И. Вощининой, за исключением некоторых глав и страниц, оставленных ею в журнальном варианте.Изданием этой книги, снабженной солидным научным комментарием и богато иллюстрированной, издательство отдает дань уважения труду и таланту авторов мемуаров и выражает искреннюю признательность Екатерине Ильиничне Вощининой за ее деятельное участие в подготовке текста к печати.


Рекомендуем почитать
Донбасский код

В новой книге писателя Андрея Чернова представлены литературные и краеведческие очерки, посвящённые культуре и истории Донбасса. Культурное пространство Донбасса автор рассматривает сквозь судьбы конкретных людей, живших и созидавших на донбасской земле, отстоявших её свободу в войнах, завещавших своим потомкам свободолюбие, творчество, честь, правдолюбие — сущность «донбасского кода». Книга рассчитана на широкий круг читателей.


От Андалусии до Нью-Йорка

«От Андалусии до Нью-Йорка» — вторая книга из серии «Сказки доктора Левита», рассказывает об удивительной исторической судьбе сефардских евреев — евреев Испании. Книга охватывает обширный исторический материал, написана живым «разговорным» языком и читается легко. Так как судьба евреев, как правило, странным образом переплеталась с самыми разными событиями средневековой истории — Реконкистой, инквизицией, великими географическими открытиями, разгромом «Великой Армады», освоением Нового Света и т. д. — книга несомненно увлечет всех, кому интересна история Средневековья.


История мафии

Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.


Герои Южного полюса (Лейтенант Шекльтон и капитан Скотт)

Южный полюс, как и северный, также потребовал жертв, прежде чем сдаться человеку, победоносно ступившему на него ногой. В книге рассказывается об экспедициях лейтенанта Шекльтона и капитана Скотта. В изложении Э. К. Пименовой.


Предание о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле

Монография представляет собой исследование доисламского исторического предания о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле, связанного с Южной Аравией. Использованная в исследовании методика позволяет оценить предание как ценный источник по истории доисламского Йемена, она важна и для реконструкции раннего этапа арабской историографии.


Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.


Повседневная жизнь российских железных дорог

Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.


Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного

Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.


Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина

«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть на­селения России.


Повседневная жизнь тайной канцелярии

В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.