Повседневная жизнь Москвы в XIX веке - [42]
«Так, постовые городовые на Рождество и Пасху обходили квартиры состоятельных людей (с кухонь, а не с парадных входов) с поздравлениями и получали, часто через прислугу, чаевые. Повыше — околоточные надзиратели — к домовладельцам сами не ходили. Им передавались на праздники, вероятно, по 3–5 руб. через дворников, чтобы они зря не придирались, не штрафовали дворника, если он задремлет ночью на уличном дежурстве, или домовладельца, если он быстро не свезет снег с улицы после метели или долго не чистит помойку во дворе. Частному приставу (теперь это начальник отделения милиции) платили 20–30 руб. и, наверное, больше за какое-то послабление: чтобы не требовал немедленного исправления еще хорошего тротуара или ненужной покраски дома. У фабрикантов, к которым легко было придраться, у владельцев ресторанов, трактиров и чайных, к которым всегда можно было придраться за какое-либо нарушение закона или беспорядок, вся полиция была, наверное, на постоянном жалованье»>[111].
Скромным, уютным, чисто московским взяточником был уже упоминавшийся выше полицеймейстер Н. И. Огарев. Каждый день он завтракал и обедал в каком-либо из московских ресторанов или хороших трактиров, скромно садился в общем зале, заказывал недорогой обед и всегда расплачивался — десятирублевой бумажкой. Ему приносили сдачу — восемь трехрублевок и рубль. Рубль он оставлял на чай половому, а остальное забирал и уезжал. «Все это знали, — вспоминал В. А. Нелидов, — но даже после его смерти хозяева дела всегда поминали его добром, чисто по-московски заявляя: „Надо и ему было жить, а сколько он к нам гостей водил, сколько заработать дал“»>[112].
«Квартальный наш, — рассказывал В. И. Селиванов, — был добрый, простой старичок, из вечных титулярных советников, довольствовавшийся малым и державший себя чрезвычайно просто, так что даже чай ходил пить в трактир, разумеется, безденежно, чтоб не тратиться дома на покупку чая и сахара»>[113]. Пикантность описанию этой московской идиллии придает то, что автор приведенных строк был в то время председателем московской уголовной палаты, то есть, попросту говоря, судьей.
Взятки были вещью привычной и, можно сказать, узаконенной, однако слишком обременительны они, как ни странно, не были, — во всяком случае, на взгляд самих москвичей. Господствовал принцип умеренности, и полицейские придерживалось его неукоснительно, беря не больше некой негласно установленной нормы. Никакого вымогательства не было, а если и появлялось, то его быстро пресекало непосредственное начальство вымогателя.
Обыватель делал в праздник «подарок» будочнику, а позднее постовому городовому, состоятельный обыватель — еще и околоточному надзирателю; домовладелец — частному приставу и его помощнику, рестораторы и трактирщики — еще и обер-полицмейстеру, и всеми считалось это в порядке вещей.
Впрочем, точно такие же, как полицейским, «подарки» делались и приходскому священнику, и дворнику, и домашней прислуге. Естественно, существовали и внеплановые взятки по разным особым поводам, когда требовалось «закрыть глаза» или «отмазать».
На таком общем фоне московских власть имущих обер-полицмейстер Власовский выделялся кристальной честностью: он и сам не «брал», и другим старался помешать и весьма активно боролся со взятками в своем ведомстве. Думаете, москвичи его поддержали? Ничуть не бывало! Бескорыстие Власовского было воспринимаемо, как нечто немосковское и только что не осуждалось. Вообще его очень не любили в городе и держался он исключительно поддержкой генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Впрочем, и последний не слишком цеплялся за своего ставленника. В 1896 году, после Ходынской катастрофы, Власовский оказался «крайним». Обстоятельства трагедии (отчасти, впрочем, справедливо) были списаны на его нераспорядительность; он слетел со своего места и канул в безвестность. В 1898 году он умер.
Полиция, как и вся городская администрация, подчинялась генерал-губернатору (в некоторые периоды он еще именовался московским главнокомандующим), назначаемому из Петербурга лично императором. На протяжении XIX века в Москве сменилось 13 генерал-губернаторов. Иные пробыли на своем посту всего несколько месяцев, другие — два-три года, но были и долгожители, руководившие Первопрестольной по 10–20, даже 30 лет. Некоторые оставили по себе долгую память, другие пролетали, едва давая себя заметить. А. А. Беклешова запомнили по преследованию азартных карточных игр и еще потому, что при нем Неглинка в основной своей части была спрятана в трубу; А. А. Тормасов — восстановлением основной части Москвы после пожара 1812 года (он был и председателем Комиссии для строения Москвы). Впрочем, как говорил один из наиболее краткосрочных московских правителей, граф С. Г. Строганов: «Лучший генерал-губернатор тот, про которого не знают, есть он или нет, так как все идет как следует». Резиденцией царского наместника был генерал-губернаторский дом на Тверской (нынешнее здание мэрии). Его сразу было видно по стоящим рядом двум полосатым будкам с часовыми-жандармами в киверах и с лошадиными хвостами на касках.
