Повседневная жизнь Москвы в XIX веке - [38]
Руководя окраинной частью, где было множество фабричных заведений с их беспокойным рабочим населением и несколько популярных мест массовых гуляний, Шишковский был весьма крут на расправу. Когда местных бузотеров из простонародья, «забранных за что-либо в кутузку на ночлег, утром выстраивали на заднем дворе Лефортовского частного дома возле конюшен пожарной команды и затем одного за другим поочередно подводили к двум дюжим мушкатерам… приглашали освободиться от излишних покровов, которые могли бы помешать восприятию чувствительной порции березовой каши, ассигнованной в изобилии щедрым приставом, сам он, весьма падкий на зрелища этого рода, шагал в такт ударов, умиленно прислушиваясь к свисту розог, изредка поправлял носком сапога положение наказуемого и приговаривал не без иронического оттенка в голосе: „Что, собака, будешь вперед безобразничать?“»>[103].
Порку лефортовский пристав считал панацеей от всех социальных зол, и при всей патриархальной покорности обывателя и обыденности «березовой каши» от Шишковского народ стоном стонал и неоднократно жаловался «в вышестоящие инстанции». Рабочие его ненавидели и отчаянно боялись. В конце концов, в конце 1850-х годов, после того как Шишковский едва не забил до смерти какого-то парнишку, которого чадолюбивый отец сам привел в часть «легонько посечь для вразумления», его со скандалом сняли с должности и даже лишили пенсии.
Легенды о «Шишкове» долго продолжали жить в народе и, что любопытно, с годами окрасились в какие-то даже ностальгические тона. «Эх, покойника бы Шишкова на вас напустить! — говорит обыкновенно старик-мастеровой или фабричный своим молодым товарищам, творящим или сотворившим что-либо предосудительное. — Он бы вас научил уму-разуму»>[104].
Низшими полицейскими чинами на протяжении большей части XIX века были будочники, или, по-московски, «будошники», или «бутари» («будари»). Помещались они в будках, стоявших на перекрестках, площадях, возле присутственных мест, и являвшихся не только местом дежурства, но и жилищем. В Москве были будки двух видов: одни деревянные, темно-серые, вроде небольших домиков с двускатной крышей, другие каменные, круглые, похожие на укороченные башни, покрашенные зеленовато-желтой краской. Такие будки в просторечии именовались «чижовками», поскольку напоминали расцветку птички чижика. Внутри будки имелось одно помещение, иногда с деревянной перегородкой.
Ютился «бутарь» здесь часто со всей семьей (а нередко в одной будке жили и по два-три будочника), и понять, как они все там размещаются, было невозможно: едва не половину тесного крошечного, чуть больше современной малогабаритной кухни, пространства занимала большая русская печь. Если позволяло местоположение будки (к примеру, на бульваре), вокруг нее появлялся невысокий заборчик, за которым возникал огород, тут же бродили куры, а на веревке сушилось белье. Из-за скудости жалованья «бутари» часто потихоньку приторговывали всяким мелочным товаром, а случалось — и спиртным. Случалось, стоя «на часах», будочник натирал нюхательный табак, который тоже шел на продажу. Табак был одним из наиболее распространенных и доходных приработков в этой среде. Табак пользовался спросом, так как отличался большой крепостью (недоброжелатели, правда, уверяли, что это потому, мол, что производители сдобривали его толченым стеклом).
Зимой одеты будочники были в длинные серые, подпоясанные ремнем, шинели с красными воротниками (как шутили в Москве — в «сермяжную броню»), на голове носили низкие серые кивера с белым козырьком и с двуглавым орлом над ним. Летом были одеты в порыжевшие от времени мундиры и фуражки с изломанными козырьками. Для парадной формы полагались металлические каски с шишаком, увенчанным шаром. Вооружены были тесаком и тупой алебардой на длинном, окрашенном суриком, древке. Назначение этого оружия оставалось для москвичей загадкой — пользовались им домовитые будочницы для разных хозяйственных надобностей: поколоть уголь, нарубить капусту. Будочники держали алебарду либо прислоненной к стене, либо использовали как подпорку во время утомительного дежурства, большая часть которого, впрочем, проводилась в беседах со знакомыми и посещении ближайшей харчевни. Рассказывали, что один из будочников, чуть ли не столетний старец, которому вверено было охранение местности возле Большого Каменного моста, так и помер, «почил навеки», опираясь на свою алебарду.
Вербовали будочников в полицию из неспособных к строевой службе солдат, так что даже внешне они особого почтения обывателю не внушали. Мальчишки и гуляки дразнили «бутарей» «оловянной пуговицей», на что те только плевались. Зато если будочника называли будочником — он почему-то очень обижался, и когда москвичи желали к стражу порядка подольститься, они почтительно именовали его «часовым» или «службой».
Помимо неказистой внешности, московский бутарь был нечесан, немыт, нетрезв, груб в обращении и невежествен. Обращаться к нему за справками, к примеру, как найти какой-нибудь переулок или дом, было бессмысленно. «Он сначала мерил спрашивающего глазами с головы до пяток, и если был в духе, то разъяснял более или менее благодушно:
Как вырастить своих детей? Как их надо воспитывать, чтобы они стали образованными, достойными, порядочными людьми? Этот вопрос всегда занимал родителей. Обычно о методах воспитания судят по плодам, которые они приносят. И если мы вспомним XIX столетие, «золотой век» России, ее лучших писателей, поэтов, воинов, дипломатов, нежных и преданных их спутниц, то можно сделать вывод, что, пожалуй, лучшего воспитания, чем дворянское, в нашей стране и не было.
Родиться в царской семье, по мнению многих, — везение. Но везение это оборачивалось в самом юном возрасте тяжким грузом обязанностей. Что значит быть наследником престола и авансом, с самого раннего возраста, ощущать ответственность, которая в будущем ляжет на плечи? Как воспитывать того, кто через несколько лет получит в свои руки неограниченную власть и будет вершить судьбы мира? Как жили сыновья и дочери царей, с кем дружили, во что играли, что читали и как привыкали к своим многотрудным обязанностям, как складывались их взаимоотношения с родителями и воспитателями, в каких придворных празднествах и церемониалах участвовали? Книга Веры Боковой посвящена и самим царственным отпрыскам, и тем, кто выполнял особую миссию — растил их, учил и пестовал.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть населения России.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.