Повседневная жизнь Москвы в XIX веке - [24]

Браки у дворянства заключались не столько по любви, сколько по породе, даже и в девятнадцатом столетии, а познакомиться молодые люди могли либо у родни и общих знакомых, где круг общения был невелик, либо на балах и вечерах.

На первый в сезоне общественный бал собиралось тысяч до трех-четырех народу и здесь не столько присматривались друг к другу, сколько восстанавливали или завязывали нужные знакомства: ездить на балы в частные дома можно было только по приглашению, а слали их, естественно, только знакомым. На больших общественных балах по правилам этикета можно было один раз протанцевать с девушкой, даже не будучи с ней знакомым, а потом представиться ее родным или спутникам при посредничестве кого-нибудь из старшин Благородного собрания или даже бального «дирижера» (своеобразного распорядителя танцев, дававшего оркестру сигнал начинать и переставать играть, громко объявлявшего танцевальные фигуры и первым их исполнявшего).

С этикетом вообще приходилось считаться: он играл в жизни дворянского общества весьма важную роль. Этикет устанавливал те возрастные рамки, в которых дозволялось танцевать на балах: с 16–18 лет (время светского дебюта и первого выезда в большой свет) и примерно до 28 лет у женщин и 35 лет для мужчин. Этикет же запрещал молодым девушкам приезжать на бал, как и в любое другое общественное место, самостоятельно; их непременно должен был «вывозить» кто-то из старших.

По правилам этикета нельзя было слишком часто (больше трех раз за вечер) танцевать с одним и тем же партнером, если только он не был официальным женихом или мужем дамы. Подобное предпочтение, по представлениям века, свидетельствовало о близких отношениях или о настойчивом ухаживании; замужнюю даму такая ситуация компрометировала, а по отношению к незамужней требовало скорого предложения руки и сердца. Если таковое не происходило, бальному кавалеру предстояло серьезное объяснение с родными девушки, справедливо считавшими, что он оскорбил честь их семейства. Закончиться такое объяснение могло либо свадьбой, либо поединком с неизвестным исходом. Вот так все было серьезно. Этикет почитали.

Конечно, присмотреть дворянскую невесту можно было и в других местах Москвы: для этого подходили и театр, и даже церковь. Наиболее предприимчивые женихи использовали для поисков даже так называемые «детские балы». Их устраивали специально для подростков 13–16 лет, которые уже умели сносно танцевать, но в свет по малолетству еще не выезжали. Детские балы, или детские праздники, как их еще называли, организовывались либо в знатных семьях по случаю именин кого-то из детей, либо известными танцмейстерами в своих школах в общие праздничные дни — на Рождество, на Масленицу и т. п.

Кроме подростков, которых на детских балах было большинство, туда приезжали и взрослые, и у детей появлялась возможность попрактиковаться в танцах и бальном общении с «настоящими» партнерами. Если бал давал танцмейстер, он приглашал на детский праздник всех своих бывших учеников. Детские балы начинались и заканчивались раньше обычных съездов, и это давало возможность взрослым прямо оттуда поехать в театр, а затем на большой бал.

В числе московских танцмейстеров самым, вероятно, известным, почти легендой, был Петр Андреевич Иогель, который приехал из Франции и стал учить московских детей танцам в 1800 году, а перестал, когда ему уже было хорошо за восемьдесят — в начале 1850-х годов. (Он и умер в Москве и был похоронен на Немецком кладбище.) Это был признанный мастер своего дела, через руки которого прошло полгорода. Кроме приватных уроков, для которых он снимал зал чаще всего в доме Кологривовых на Тверском бульваре (дом стоял там, где сейчас МХАТ им. Горького), он учил танцам воспитанников Университетского благородного пансиона, в числе которых были В. А Жуковский, А С. Грибоедов, М. Ю. Лермонтов. К концу жизни Иогеля на его детских балах правнучки встречались со своими прабабушками, так как и те и другие были ученицами мэтра. Естественно, что когда Лев Толстой писал «Войну и мир», он не мог обойти фигуру Иогеля своим вниманием и дал ему в ученицы свою Наташу Ростову.

Холостяки, подумывающие жениться, были обычными и частыми гостями на детских балах: здесь в комфортной обстановке можно было уже увидеть будущих светских звезд — бальных дебютанток ближайших лет — и кого-нибудь заранее присмотреть. Так поступил, как известно, и Пушкин, заметивший Наташу Гончарову (как и он сам, учившуюся у Иогеля) еще до появления ее в большом московском свете.

Найдя подходящую невесту (или даже двух-трех невест) и завязав тем или иным путем знакомство с их семействами, потенциальный жених, если, конечно, он действительно хотел жениться, а не просто стремился к приятному времяпрепровождению, оказывался вовлечен в орбиту московской светской жизни и принимался посещать уже частные балы (их в сезон бывало в Москве по 40–50 ежедневно) и другие мероприятия, на которых можно было присмотреться к избранницам. Одновременно он старался собрать необходимые сведения о «движимом и недвижимом» и прочих жизненно важных вопросах, связанных с будущей женитьбой. Долго выбирать не приходилось, так как светский сезон был короток, и через небольшое время молодой человек начинал уже «ездить в дом» какой-нибудь одной девицы: не только встречаться с ней на прогулках, в театрах, на раутах и маскарадах и при всякой возможности приглашать ее танцевать, но и несколько раз в неделю наносить визиты. Подобное поведение заявляло о серьезности намерений и заботливые родители тут же начинали со своей стороны наводить о визитере необходимые справки: происхождение, родня, состояние, перспективы по службе и виды на наследство, даже наследственные болезни — все бралось в расчет.