Повседневная жизнь Монпарнаса в Великую эпоху, 1903-1930 гг. - [48]

Кики, Фернанда, Мало… и еще две женщины значатся в списке монпарнасских красавиц, чьи образы навечно сохранила легенда. Жанна Лои, которую в день ее свадьбы увез Фернан Леже, и Юки - вторая жена Фудзиты. Как-то раз после полудня, вскоре после окончания войны, Фернан Леже, еще носивший армейскую форму, расположился со своими друзьями на террасе «Клозри де Лила». Несмотря на популярность «Ротонды» он оставался верен этому кафе, находившемуся поблизости от его мастерской. Внимание Леже и его товарищей привлекло необычное зрелище: несясь во весь опор на велосипеде по бульвару, к ним приближалась… невеста. Остановившись, она рухнула на соседний стул, свежая, как утренняя роза. Вокруг тут же собрался народ. Немного отдышавшись, она рассказала, что собиралась замуж за сына нотариуса, недалеко от Понтуаза, и в свадебных подарках обнаружила дамский велосипед. Она не смогла устоять перед искушением прокатиться перед тем, как отправиться в мэрию. Подгоняемая весенним ветром, она в упоении крутила педали, не чувствуя остававшихся позади километров и давно покинув своих гостей - и вот она в Париже! В Понту аз Жанна не вернулась. Уладив некоторые мелкие формальности, она стала женой Фернана Леже. Юки, на самом деле ее звали Люси, - менее ошеломляющая, но столь же страстная натура. Она встретила Фудзиту в «Ротонде» и не смогла устоять перед его обаянием. Одинокая и независимая, она вращалась в кругу художников и дружила с сюрреалистами. После брачной ночи - продолжавшейся три дня в гостинице в Пасси - Фудзита поинтересовался, как ее зовут. Имя «Люси» ему не понравилось. «Вы будете Юки - «розовый снег» по-японски», - объявил он ей.

Она осталась «Розовым снегом», но в истории имя Юки намного чаще, чем в связи с Фудзитой, встречается рядом с именем Десноса, страстно любившего ее.

Дом, не похожий на другие

Конец «безумных лет» был отмечен возникновением двух совершенно разных заведений, способствовавших долговременной популярности Монпарнаса и позволивших ему без особого ущерба пережить годы кризиса; то время Адольф Баслер описывает в «Хандре после праздника».

Открытие «Сфинкса» занесут в список великих событий монпарнасской истории. Никогда еще на левом берегу не знавали борделя подобного рода. До сих пор район располагал только довольно гнусными «домами» в окрестностях вокзала Монпарнас, обслуживавшими отпускников, солдат и матросов, приезжавших из Бретани. «Сфинкс» же, элегантный и хорошо обставленный, стал достойным соперником «Раз два-два» на улице Прованс и знаменитого «Шабане». Он возник по воле удивительной и милой женщины - Марты Леместр, или Мартуны, и ее компаньонов, четырех респектабельных сутенеров. Необходимый капитал дали в кредит несколько банков и даже, как поговаривали, влиятельные политики. То, что Альбер Сарро, Камиль Шотан и префект полиции Жан Шиапп относились к Мартуне с большой симпатией, придает оттенок достоверности этим не поддающимся проверке сплетням. Мартуна начинала свою «карьеру» в одном нью-йоркском баре, где незаконно торговали спиртным. Накануне краха Уолл-стрит бар был продан, что принесло ей солидную прибыль. В Париж она вернулась с революционными проектами в области торговли «свежей плотью». Вместо того чтобы купить уже существующее заведение, она предпочла выстроить на бульваре Эдгара Кине, 31, на месте мастерской кладбищенского мраморщика, пятиэтажное здание в стиле «модерн», украсив его глухой фасад гипсовой маской сфинкса. Необычность дома состояла не только в изысканной отделке комнат, где установили кондиционеры - одни из первых в Париже, - и не в открытии бара-дансинга обычного типа, где можно было ограничиться танцами с красивыми девушками или сделать прическу и педикюр, главным отличием являлась система «организации труда». Девушки (при открытии - пятнадцать, а через пять лет - шестьдесят), отобранные Мартуной из самых красивых девиц «Фоли-Бержер» или «Казино де Пари», не были ее пансионерками. Поразительное нововведение: их не заставляли заниматься проституцией. Некоторые никогда не поднимались с клиентами, а довольствовались процентами от выпитых гостями напитков. Цены в «доме» были завышены, но не чрезмерно: бутылка шампанского стоила сто франков, такую же сумму оставлял клиент в качестве «маленького подарка» той, с кем провел время, стоимость номера не превышала тридцати франков.

Если уточнить, что за вечер иногда выпивалось до тысячи бутылок шампанского, то понятно, что процентов от такого количества спиртного хватало для очень многих девушек.

Плюс ко всему - Мартуна с ее девизом: «Все видеть, все слышать, но ничего не говорить», разрешала девушкам (это не допускалось больше нигде) проводить ночь с клиентом вне стен «Сфинкса». За это она требовала лишь частичного возмещения убытка в прибыли.

Все, кто бывал в «Сфинксе», помнят тихую атмосферу деликатного, любезного и изысканного участия, царившую в рассеянном розовом свете с огромном холле первого этажа, где клиентов встречали девушки, одетые в легкие платья. Для многих художников, писателей, журналистов, актеров это заведение стало чем-то вроде клуба. Здесь назначались встречи, сюда заглядывали поболтать за стаканчиком в баре. Кислинг приходил выбирать себе натурщиц, они позировали ему по утрам, и, в конце концов, стены «Сфинкса» были увешаны написанными им портретами. Известные журналисты: Альбер Лондр, Андре Сальмон, Пьер Бенар, Сименон, Бреффор превратили «дом» в филиал своих рабочих кабинетов. Сюда им звонили из редакции, чтобы отослать на очередной репортаж. Генри Миллер, еще один завсегдатай «дома», сочинил для него рекламный проспект в обмен на бесплатное «обслуживание». Если он приводил клиентов-американцев, ему полагалось вознаграждение