Повседневная жизнь греческих богов - [43]

Шрифт
Интервал

Когда Зевс посылает к Посейдону Ириду с приказанием немедленно покинуть поле сражения, словно властелин Олимпа не видит других способов убеждения, кроме обещания нанести ему ответные удары с неистовой силой, Посейдон раздражается, но в весьма благопристойной форме: «Так, могуществен он; но слишком надменно вещает, ежели равного честью, меня, укротить он грозится!» Бог морей имеет представление о праве и о справедливом распределении почестей. В ответ на грубое самоуправство он формулирует закон о разделе полномочий: «Три нас родилося брата от древнего Крона и Реи: он — Громовержец, и я, и Аид, преисподных владыка; на три все делилось, и досталося каждому царство: жребий бросивший нам, в обладание вечное пало мне волношумное море, Аиду подземные мраки, Зевсу досталось меж туч и эфира пространное небо; общею всем остается земля и Олимп многохолмный» (Илиада, XV, 185—193).

Если Посейдон напоминает об истории раздела мира, частью которого является земля не как место, населенное людьми и им принадлежащее, а как не подлежащая разделу собственность всех богов, причем на том же основании, что и Олимп, если Посейдон становится страстным защитником олимпийского порядка в почти юридическом смысле этого слова, то делает он это не для того, чтобы требовать скоропалительного признания его как бога.

Точно так же поступает Гера, когда она восстает против Зевса, чтобы подать в выгодном свете и заставить оценить тот неимоверный труд, который она проделала ради смертных, которым покровительствует. «Я, я тоже бог!» — восклицает она, напоминая, что она рождена теми же родителями, что и ее брат и муж. Для того чтобы заставить себя уважать, Гера напоминает о своем кровном родстве, об общем происхождении с Зевсом, но способ, которым она приводит свои доводы, не похож на аргументацию Посейдона. Гера подчеркивает свое аристократическое происхождение, точно так, как она будет это делать каждый раз, когда ей придется оправдывать свою благосклонность к Ахиллесу. Например, когда Зевс, который, тем не менее, предвидел и вписал подобный ход событий в свою программу, обвиняет свою жену в том, что она спровоцировала возвращение Ахиллеса на поле битвы.

«Ты добилась своего, волоокая богиня!» — бросает Зевс. В ответ Гера говорит, что, безусловно, она упорно добивается осуществления своего замысла. Что может более соответствовать ее титулу «первой леди», «первой среди богинь», буквально ariste theaon, титулу, который она носит по двум причинам: в силу своего рождения и по причине замужества с властелином всех бессмертных? А позже богиня отбросит на самого Аполлона тень своего собственного достоинства. В тот момент, когда все олимпийцы готовы приостановить жестокое надругательство, учиненное Ахиллесом-победителем над трупом Гектора, раздается голос Геры: «Так бы оно и сбылось, как ты слово сказал, Среброрукий, если б Ахиллу и Гектору равная честь подобала. Гектор был смертнорожденный и матерью смертною вскормлен — царь Ахиллес от богини рожден. Я сама же взрастила и воспитала ее и за смертного выдала замуж, за полководца Пелея, кто милость обрел у бессмертных» (Илиада, XXIV, 56—62).

Вступив в спор с Аполлоном, который подчеркивает доброе поведение Гектора, хвалит его заслуги как великодушного и достойного похвалы жреца, совершающего жертвоприношения, Гера выдвигает другой критерий оценки: рождение, божественное происхождение, который ставит Ахиллеса выше его жертвы. Конечно, она не забывает сказать о яствах, которыми боги обязаны Ахиллесу. Затем говорится о свадебном банкете, устроенном по случаю бракосочетания Пелея и Фетиды, пиршестве, в котором приняли участие все олимпийцы. Следовательно, речь идет о пище, вкушаемой за столом привилегированного смертного в тот самый момент, когда он соединялся браком с богиней, а не как в случае с Гектором — о приятном запахе, регулярно посылаемом благочестивым святошей.

Гера умело и логично манипулирует аргументами своего кастового сознания: рождение, происхождение. Посейдон же спорит с Зевсом во имя других ценностей: равенство в правах, разделение, жребий. Но каждый раз побеждает Зевс, ибо обладает верховной властью. То властный, то сговорчивый, зачастую лукавый, Зевс играет желаниями и правами других, как богов, так и смертных. Например, в споре о погребении тела Гектора он навязывает свое мнение Гере, обещая ей сначала, что Ахиллес получит такие же почести, какие никогда не получает простой смертный, но затем напоминает ей, что Гектор был очень дорог самому Зевсу — во имя блага всех богов — так как густой дым от огузка теленка, не правда ли, приятен всем на Олимпе... Зевс ловко смешивает собственный интерес с интересами других, начиная с интереса своей собеседницы, которой суждено вскоре в этом убедиться. Что касается Посейдона, то Зевс возьмет над ним верх, приведя юридический довод: Посейдон говорит о равенстве братьев? Хорошо, пусть тогда он вспомнит о законе, который утверждает право первородства, приоритета старшего над младшим. И мудрый Посейдон склоняется перед этим доводом.

Хитрость, к которой прибегнул отец богов и людей во время послеобеденного отдыха, позволяет ему быстро установить контроль над делами. Эротические проделки жены, великодушные порывы брата, все это быстро разгадано. И бесхитростный Посейдон, может быть, вспомнит о своей блажи, когда Зевс заставит его испытать подобное злоключение. Однажды Посейдон решит предаться развлечению — он отправится в путешествие, уедет на пиршество к эфиопам; воспользовавшись его отсутствием, Зевс отправит Одиссея к богине Калипсо. Но ведь именно Посейдон держит в плену Одиссея вдали от его родного острова, в доме любовницы, которую тот больше не любит. Мука ужасная! Чересчур хитроумный смертный расплачивается за страшную рану, которую он нанес Циклопу, сыну Посейдона. Итак, бог морей развлекается, бросая Одиссея на милость олимпийцев, и Зевс пользуется этим: к Калипсо отправляется посланец, пленник садится на корабль и возвращается к себе домой. Посейдон может отомстить за себя, беспрерывно посылая бури и тем самым затрудняя возвращение домой Одиссея, которого так жаждет надоедливый старший брат бога морей. Но это уже «Одиссея».


Рекомендуем почитать
Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630

Известный историк науки из университета Индианы Мари Боас Холл в своем исследовании дает общий обзор научной мысли с середины XV до середины XVII века. Этот период – особенная стадия в истории науки, время кардинальных и удивительно последовательных перемен. Речь в книге пойдет об астрономической революции Коперника, анатомических работах Везалия и его современников, о развитии химической медицины и деятельности врача и алхимика Парацельса. Стремление понять происходящее в природе в дальнейшем вылилось в изучение Гарвеем кровеносной системы человека, в разнообразные исследования Кеплера, блестящие открытия Галилея и многие другие идеи эпохи Ренессанса, ставшие величайшими научно-техническими и интеллектуальными достижениями и отметившими начало новой эры научной мысли, что отражено и в академическом справочном аппарате издания.


Валькирии. Женщины в мире викингов

Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.


Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».


Русский всадник в парадигме власти

«Медный всадник», «Витязь на распутье», «Птица-тройка» — эти образы занимают центральное место в русской национальной мифологии. Монография Бэллы Шапиро показывает, как в отечественной культуре формировался и функционировал образ всадника. Первоначально святые защитники отечества изображались пешими; переход к конным изображениям хронологически совпадает со временем, когда на Руси складывается всадническая культура. Она породила обширную иконографию: святые воины-покровители сменили одеяния и крест мучеников на доспехи, оружие и коня.


Кумар долбящий и созависимость. Трезвение и литература

Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Повседневная жизнь российских железных дорог

Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.


Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина

«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть на­селения России.


Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного

Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.


Повседневная жизнь тайной канцелярии

В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.