Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн - [27]

Принц Конде вполне мог поплатиться жизнью за свои угрозы: Гизы усмотрели в них объявление войны всему их клану и стали готовить ответный удар. Однако несмотря на сделанные им заявления, Конде оставался в тени, поэтому историки и по сей день задаются вопросом, какую роль мог бы он сыграть в заговоре в Амбуазе. Конде всегда отрицал свое участие в этом заговоре, равно как и свое присутствие на тайном собрании заговорщиков в Нанте, состоявшемся 1 февраля 1560 года. Знал ли он о заговоре? Давал ли свое согласие на действия заговорщиков?

Свидететельства вождей протестантов не позволяют дать однозначный ответ. Естественно, они не поддерживали Конде, потому что он был младшим сыном, а оказывали предпочтение Антуану де Бурбону, королю Наваррскому, ибо тот, будучи старшим, являлся воплощением легитимности. В своем «Наставлении в христианской вере» Кальвин написал, что Генеральные штаты могли бы сыграть роль «опекунов» свободы народов. В октябре 1559 года в одной из бесед с пастором Шандье Кальвин пошел еще дальше, заявив, что король Наварры мог на законных основаниях, как первый принц крови, созвать Генеральные штаты. Однако Антуан этого не сделал. Боялся, что его обвинят в узурпации власти короля? Разумеется, он понимал, какую опасность может представлять его персона непосредственно для Низов. Когда он отправил своих эмиссаров за помощью в Германию, Гизы приказали арестовать их, и один из посланцев, Гаспар дю Э, был казнен.

Был ли Конде настроен столь же нерешительно, как и его старший брат? Или, напротив, он перешел Рубикон, поддерживая в тайне восстание дворянства? Ни одного заслуживающего доверия источника, способного дать ответ на этот вопрос, до сих пор не обнаружено. Заговор в Амубазе по-прежнему считается делом рук мелкого и среднего дворянства.

Заговор в Амбуазе: мятеж провинциального дворянства

У истоков движения стоит перигорский дворянин Ла Реноди, имевший в прошлом большие проблемы с правосудием и обиженный на Гизов. Встретившись в Женеве с французскими беженцами-протестантами, нашел у них горячую поддержку своему плану. Около семидесяти дворян отбыли вместе с ним во Францию. Везде — в Лионе, Перигоре, Бретани, Провансе, Лангедоке, Гйени и Пуату — к ним присоединялись многочисленные сторонники. Дворяне, поддержавшие планы Ла Реноди, переодевались торговцами и отправлялись в Нант, где 1 февраля 1560 года должно было состояться собрание дворянства. Следует отметить, что провинции, откуда были родом присоединившиеся к заговорщикам дворяне, находились на периферии королевства.

Дворяне, прибывшие в Нант, считали, что их собрание могло взять на себя функции Генеральных штатов, а потому было вполне легитимным. Они полагали, что дворянское сословие в лице своих самых отважных представителей, поднявшихся против тирании, обладало неотъемлемым правом протеста против несправедливости и обязано было приложить все усилия для восстановления согласия, поколебленного узурпаторами, каковыми они считали Гизов. Для начала заговорщики решили двинуться в долину Луары. Уверенные, что двор, постоянно переезжавший с места на место, находится в Блуа, они назначили выступление на 10 марта. Однако двор неожиданно отбыл в Амбуаз, расстроив тем самым планы заговорщиков.

Заговорщики хотели встретиться с королем, раскрыть ему глаза на «гнусности Гизов» и потребовать ареста лотарингских принцев и предания их суду Генеральных штатов. Но разведка Гизов не дремала. 12 февраля 1560 года один из немецких князей и парижский адвокат д'Авенель донесли, что против Гизов готовится заговор, и братья решили дать отпор, достойный их таланта стратегов. Чтобы избежать конфликта между Бурбонами и Монморанси, они попросили королеву-мать вызвать ко двору Колиньи, Дандело и кардинала де Шатийона, племянника коннетабля. Когда обратились к Колиньи, он изложил аргументы протестантской оппозиции, а также подчеркнул ее недовольство несправедливостью по отношению к коннетаблю Монморанси. Он выразил свое возмущение недооценкой тех поистине выдающихся заслуг, которые коннетабль некогда оказал Генриху II, и предложил королю подготовить эдикт о свободе совести, подчеркнув, что это единственное средство избежать гражданской войны. Королева-мать пригласила сына утвердить эдикт об амнистии для всех гугенотов, не участвовавших в заговорах против государства, но эти меры были предложены слишком поздно. Дворяне, как и планировалось, собрались в лесах долины Луары, и сердца их были исполнены ненависти к Гизам.

Франсуа де Гиз, назначенный королевским наместником, возглавил отряд из трех тысяч дворян и перешел в наступление. Ла Реноди поймали и казнили, а тело его, разорванное на части, выставили на всеобщее обозрение. Его товарищей постигла та же участь. Герцог Немурский, перехвативший в деревне Нуазэ отряд, прибывший с юга, дал слово, что все, кто был в этом отряде, получат возможность увидеть короля и поговорить с ним. Тем не менее всех убили. Барон де Кастельно-Шалос, уроженец Гаскони, выслушав смертный приговор, воскликнул: «Если на троне у нас уже сидят Гизы, то, разумеется, мы повинны в оскорблении величеств!» Число жертв среди заговорщиков было велико, но их невозможно подсчитать, так как большинство схваченных с оружием в руках дворян были убиты или брошены в Луару без всякого суда.