Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры - [70]

», а также стал автором комментариев к произведениям Платона, Аристотеля и пифагорейцев. Другой уроженец Александрии, некий Потамон, основал в ту же эпоху новую школу, единственной целью которой являлась попытка создания синтеза всех доктрин и которая тут же была названа эклектической школой. Наиболее серьезными стали учения неопифагорейцев, которые дали новый импульс для увлечения древним ходом мыслей, в особенности идеями критянина Энезидема Кносского. В начале царствования Клеопатры он создал в Александрии неоскептическую школу, что явилось реакцией на эклектизм и окружающий его догматизм. Без сомнения, это был единственный оригинальный автор этой эпохи, а его релятивистская теория тропов, подхваченная и продолженная Секстом Эмпириком, распространила свое влияние вплоть до философов XVII–XVIII веков.

Нужно отметить, что этот внезапный расцвет философской мысли практически полностью избежал царского контроля. Большинство философов находились под патронажем римлян, что было логично для людей, бежавших от преследований царя Митридата. Антиох Аскалонский сам принимал участие в продолжении Лукулла, а Энезидем посвятил свои Пирронические Аргументы некоему Л. Элию Туберону. Когда некоторые из теоретиков втягивались в политику, то тут же встречали полное неприятие и жестокость со стороны Лагидов. Так было, например, с философом Дионом, последователем Антиоха, который принял в 58 году участие в александрийских волнениях против вернувшегося из изгнания Авлета. Повстанцы поручили ему представлять их интересы в сенате, но именно из-за этого он пал от рук царских убийц. Еще более показательной является судьба стоика Ария Дидима, находившегося под сильным влиянием Антиоха. Прибыв в Рим, скорее всего в свите Клеопатры в 46 году, он стал учителем философии молодого Октавиана, которому тогда было семнадцать лет, и вскоре вошел в тесный круг его близких друзей. Представитель эклектичного направления, он составил для своего знаменитого ученика краткое изложение основных философских доктрин, которые пользовались успехом в Риме. Вернувшись в Александрию в августе 30 года в сопровождении победителей при Акции, он был враждебно или, по крайней мере, холодно настроен к династии Лагидов. Он призывал Октавиана ни в коем случае не жалеть Цезариона, сына Клеопатры, в тот же самый момент доказывая свою привязанность к родному городу и землякам, с успехом защищая их перед римлянами.

Немногочисленные философы, которых Авлет и Клеопатра объединили в Александрии, больше напоминали шутов и самозванцев. Таким был, например, Филострат, приближенный царицы, софист-говорун, чьего помилования добился Арий, несмотря на колебания Октавиана и на сплетни, пущенные Филостратом, приписавшим себе членство в Академии.

Некоторые дисциплины появились буквально на исходе правления династии. Можно привести в качестве примера хотя бы историка Тимагена, сына одного из александрийских банкиров. Его карьера в городе Лагидов была, однако, слишком краткой, так как, вовлеченный в восстание против Авлета, он был увезен в Рим Габинием в 55 году. Там он возглавлял школу риторики и был некоторое время, прежде чем впасть в немилость, как и его соотечественник Арий, одним из советников Октавиана. Его потерянный труд, который назывался о царях, рассказывавший о династической истории эллинистического востока, должен был быть очень резким к Птолемеям, в особенности к Авлету. Это был один из основных источников провансальского историка Помпея Трога, чье краткое изложение, составленное Юстином, стало основой для современных исследований внутренней истории эллинистических государств.

Филологические труды, которые составили славу Александрии в III веке, были частично утрачены в результате пожара Библиотеки в 47 году, ущерб от которого до сих пор невозможно полностью оценить. Существуют гипотезы, согласно которым разрушенное здание предстает просто хранилищем копий произведений, предназначенных на вывоз. Тем не менее сгоревшие экземпляры лишили ученых редчайших и бесподобных объектов для научных изысканий, а именно: неповторимых памятников эрудиции, без которых критическое исследование классических текстов, написанных во время правления первых Птолемеев, не может быть полностью изучено. Великим ученым эпохи Клеопатры, подхватившим факел, выпавший век назад из рук Аристарха Самофракийского, был Дидим, прозванный «[Человек] с бронзовыми внутренностями», то есть с железным прилежанием (Халкентер) из-за своей невероятной творческой плодовитости. Ему принадлежит, по крайней мере, три с половиной тысячи произведений! Будучи выходцем из народа (он был сыном торговца рыбой), Дидим совершил практически невозможное, оказавшись в самом центре александрийского общества. Его комментарии Гомера основывались на предшествующих работах Зенодота и Аристарха. Судя по некоторым его заметкам, становится ясно, что у него не было прямого доступа к оригиналам предшественников. Так как не возникает сомнений, что их работы хранились в Библиотеке, можно предположить, что произведения исчезли еще до пожара. Область интересов Дидима не ограничивалась только изучением гомеровских текстов, он был также великим лексикографом, трактующим редко употребляемые и диалектные термины, почерпнутые у всех классических эллинистических авторов. Его комментарии к