Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой - [211]

Банкеты с иностранцами отличались изобретательным оформлением. Хрущёву нравилось, чтобы на столе были представлены советские достижения в области космоса или атомной энергии. В частности, после полета Гагарина в 1961 году столы украшали космические ракеты из батонов хлеба или глобус Земли, разрисованный пищевыми красками с обязательным обозначением Москвы и Киева. А после пуска на воду в 1957 году первого в мире атомохода «Ленин» на столе из чистого сливочного масла были скульптурно слеплены небольшой атомоход с пингвинами на льдине и даже кит. В более поздние годы, уже при Брежневе, стол могла украсить и фигура фазана в натуральную величину. А каков был аквариум, где застывший бульон играл роль воды, в которой очень кстати смотрелся будто живой большой отварной осетр с маслинками и мелко порезанным лимончиком! Под такое меню любая «Асель» смотрелась бы как «Спартак» или «Лебединое озеро».

Повар Алексей Алексеевич Сальников открывает секрет Хрущёва: «Для тех случаев, когда предполагалось обильное застолье, у Хрущёва была специальная рюмка. Мы ее возили “в аптечке”, то есть среди самых необходимых вещей. Она выглядела точно так же, как стопки из Гусь-Хрустального, которые обычно использовали на приемах. А вот донышко и стенки были значительно толще. Стандартный внешний вид достигался за счет резного рисунка. Входило в нее не 50 граммов, а всего 30. К тому же Никита Сергеевич часто не опрокидывал рюмку, а старался избегать алкоголя на банкетах». Вспомним, что в первой главе Муслим Магомаев все удивлялся: как ловко и часто «хлопал» рюмку за рюмкой Хрущёв.

А вообще зрителей центральной ложи кормили неплохо: филе дичи, фаршированное фуа-гра, судак, фаршированный крабами, баялда (овощное рагу с баклажанами, помидорами, луком — его очень любил Леонид Ильич), сочные котлетки из телятинки и свининки, запеченный окорок и шашлычок из молодого кабанчика. Пили водку и коньяк (а не виски!). На закуску — икра, семга, балык и т. д. А подавались все эти лакомства на спецпосуде с государственным гербом. И вот что интересно — в отличие от Сталина артистов за стол не приглашали…

Глава одиннадцатая. «Вовек не увянут советские лавры…». Гастрольный голод

Трубите, все трубы! Гремите, литавры!

Хвалите родимой страны благодать.

Вовек не увянут советские лавры,

И славе российской вовеки сиять.

С. Алымов, стихи на проект гимна СССР

«Весь мир насилья мы разрушим» — Поэт из психушки — Нашествие композиторов в Бетховенском зале — «Боже, царя храни!» — Глухой Ворошилов слушает гимны — Кролики и удавы — «Скажешь что-нибудь ему лишнее, и отправят тебя в Сибирь» — Голова от Хачатуряна, а ноги от Шостаковича — Сталин рожает… — Отважный Дмитрий Дмитриевич — Приличные люди в Большом театре — Кусок ветчины для генералиссимуса — Михалков заикается от радости — Рогаль-Левицкий — Острая перцовка — А трубка никак не раскуривается… — Ушибленный Храпченко танцует с Моисеевым — Ордер на галоши — Записка Абакумова — Уступка Рузвельту и союзникам — Массажист в подарок — «Проданная невеста» — Увеселительная прогулка в Италию — Стажировка в Ла Скала — Потрясение от Милана — Вагон спагетти — Обменные гастроли — Октябрятские звездочки в подарок французам — Синдром театра и чувство труппы — В чем сила Большого театра?

Государственное значение Большого театра в советскую эпоху подтвердилось тем, что именно в его стенах проходило прослушивание музыкальных произведений, претендовавших на звание нового гимна Советского Союза в 1943 году. Если по гамбургскому счету, то это был первый специально сочиненный советский гимн, поскольку все предшествующие годы его роль выполнял французский «Интернационал» Пьера Дегейтера — даже не члена Союза композиторов, а простого токаря из Лилля, с 1928 года получавшего пенсию от Сталина за свое единственное серьезное музыкальное сочинение. «Интернационал» ежедневно исполнялся по советскому радио, а также на всех значимых государственных мероприятиях. То ли успехи на фронте (хотя до Берлина еще было далеко), то ли еще какая причина (просто надоело!) заставили вождя в это напряженное военное время заняться созданием нового гимна СССР. Хотя повод был — затеянная дружба с США и Великобританией требовала некоторой корректировки основополагающих принципов советской идеологии, сформулированной словами «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» Вот и получалось, что новые союзники как раз и олицетворяли собой этот самый мир насилья, упоминание о котором надо было хоть на время убрать из государственного гимна СССР. Проще оказалось вообще заменить и текст, и мелодию.

К сочинению текстов и музыки нового гимна подошли довольно серьезно, пригласив к этому делу если не всех желающих поэтов и композиторов, то многих: стихотворцев набралось четыре десятка, а композиторов более 170 (столько композиторов надо было еще набрать!). Но вот Сергея Михалкова как раз и не позвали (детский поэт, хотя и орденоносец!). Он узнал об этом случайно, заехав поужинать в ресторан «Арагви» с фронта, где служил военным корреспондентом. В ресторане спорый на стихи Михалков и встретил коллег, бурно обсуждавших новое задание партии и правительства. Слишком находчивый поэт (за что его и не любили некоторые собратья по перу) проявил инициативу и вместе со своим приятелем Габриэлем Урекляном (тот писал под псевдонимом Г. Эль-Регистан) сочинил текст и послал его Дмитрию Шостаковичу. Причем, как говорил сам Михалков, он в основном сочинял, а его коллега редактировал, «подбирая формулировки».