Повседневная жизнь Аравии Счастливой времен царицы Савской. VIII век до н.э. - I век н.э. - [42]
Но та же кромка пустыни покрыта и довольно густой сетью городов: к примеру, их чреда, их россыпь вырастает в больших долинах Джауфа и Хадрамаута. Они, города эти, разнятся между собой и по размерам, и по значимости, но их обитатели в равной степени усвоили привычку и приобрели вкус к жизни именно в городских условиях. Горожане ежедневно выходят и входят через городские ворота, при которых красуется гранитная плита с высеченными на ней царскими указами; они ежедневно встречаются между собой на рынках и в святилищах; все они живут в домах, одинаковых, в общем-то, и по своему архитектурному стилю, и по условиям обитания в них. Общепринятый архитектурный стандарт городских домов предопределяет и стандарт городской коммунальной жизни, далеко отошедший от тех норм, которым следуют сельские жители.
Сказанное, однако, не означает того, что между городом и деревней разверзлась непреодолимая пропасть. Между двумя сторонами имеются два, по меньшей мере, «моста», связывающие их: это общность территории города и его сельской округи и общность священных мест, которые равно святы как для горожан, так и для селян. Вне города, за его крепостной стеной, уже в сельской местности, но все же в непосредственной близости от него и обращенный своим порталом к нему стоит, прижавшись торцом к одному из холмов, храм, это зримое воплощение единства общины верующих, поклоняющихся одному и тому же божеству и выполняющих одни и те же обряды. Кроме этих, так сказать, «пригородных» святилищ, имеются и другие, находящиеся от города на значительном расстоянии. Их не так много, но они все же есть. Так, храмы Джебеля ал-Лауз открывают свои двери для всякого, кто только пожелает принять участие в коллективном культе. Имеются, наконец, и священные заповедные территории, которые в позднейшую, исламскую эпоху будут обозначены термином «харам» («запретное»): они представляют убежище тем лицам, которые по той или иной причине не в ладу с обычным племенным правом>{1}. В этих заповедных анклавах также иногда есть свои святилища.
Отмеченные рамки предполагают наличие в них социумов, не столь уж и различающихся от долины к долине. У них, у этих социумов, сложившихся в первоначально изолированных одного от другого вади, нет общего божества — за исключением разве что 'Асара, который почитается более или менее повсеместно, и у них нет общего языка, который внятен всем. Зато у всех у них явственно выступают черты тождественного, в основе, социального строя, социальной организации. У всех южных аравитян одна и та же письменность и одна и та же традиция — украшать архитектурные памятники монументальными надписями. Они возводят здания, которые при всех местных различиях между собою все же схожи, и декорируют их более или менее одинаково; они, наконец, ведут торговлю на очень протяженных маршрутах, а это предполагает четкую социальную организацию, гарантирующую сохранность товаров, отправляемых за тридевять земель, и справедливый раздел прибыли. Чувствуют ли они свою принадлежность к некоторой сверхобщности?>{2} В любом случае образ их жизни очень схож.
Греко-латинские авторы признают: обитатели юга Аравии не кочевники, а оседлое население, подразделяющееся по племенам. То же самое можно сказать и о нынешнем Йемене, однако именно древние его племенные структуры лишь с трудом поддаются реконструкции, если ей поддаются вообще. Современные исследования едва-едва приоткрывают материальную культуру древнего южноаравийского демографического массива, но ничего не говорят о его социальной дифференциации и структурах. По давнишней исторической традиции, семитские племена приходят с севера Аравийского полуострова и обосновываются на его юге, смешиваясь со старожилами, заимствуя у них как бытовые навыки, так и религиозные верования. Таким образом, вполне правдоподобно предположение, согласно которому некоторые формы нынешней социальной организации восходят к очень отдаленным эпохам.
Племя в южноаравийскую эпоху — это довольно крупная общность, насчитывающая порой десятки тысяч человек. Оно занимает более или менее обширную территорию, которую орошает и возделывает. Территория эта порой совпадает с долиной вади — в той ее части, где вади вырывается из горного ущелья на простор равнины, то есть на кромку пустыни. Иногда она же охватывает две или более подобных же долин. Земледелие в вышеописанных природных условиях предполагает наличие коллектива, коллектив же невозможен без внутренней организации, а последняя в качестве своего элемента включает в себя, пусть и минимальный по численности, но все же управленческий аппарат. Известны шесть основных племен: Харам и Ма'ин в Джауфе, Саба' в вади Зана, Катабан в Байхаме, Авсан в Мархе и Хадрамаут в одноименном вади. Племена состоят из родов (кланов), довольно рыхлых объединений, связанных узами родства. Численность каждого из последних не может быть слишком велика, так как, достигнув некоторой критической величины, он начинает распадаться на свои составляющие. Каждый индивид попеременно выступает в двух ипостасях: во-первых, как член рода, связанного узами крови, и, во-вторых, как член территориальной единицы (например, города) с соответствующими правами и обязанностями.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть населения России.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.