Поворот - [9]

Увидел я ее вдруг и подумал: а что, если я возьму и подойду к ней? Интересно, что получится? А что должно получиться? Охо-хо, Половинкин, подумал я, чего-то ты не того… И подошел.

— Здорово! — сказал я.

— А-а, здравствуй, Семен Четвертинкин, — сказала она и засмеялась.

На шутки я не обижаюсь и потому засмеялся тоже.

— Здравствуй, Татьяна Шарикова, — сказал я. Ее фамилия — Шарова.

— Здорово, Восьмушкин, — ответила она.

— Привет, Шарикоподшипникова, — сострил я.

— Салют, Полуторкин, — сострила она.

— Чао… Шарообразникова.

— Салям алейкум… Десятичкин.

Я понял, что мне ее не одолеть и засмеялся. Она тоже засмеялась и сказала:

— Ну, остановились? А то я так до периодических дробей дойду. Пока 4:3 в мою пользу. Так?

— Так, — согласился я.

— Ну, раз так, — сказала она, — тогда здорово, Половинкин. — И протянула мне руку.

Я хлопнул ее по руке и тоже сказал:

— Здорово, Шарова!

— Ого, сказала она, — с чего это ты стихами заговорил?!

И мы опять засмеялись. Ничего, славная она девчонка, веселая.

— Куда бредешь? — спросил я.

— Прожигать жизнь, — сказала она.

— Как так?

— Ну, кутить.

— Чего, чего?

— Серый ты, Половинкин, — вздохнула она. Ну, по мороженому ударить. Айда!

Я свистнул и похлопал себя по карманам.

— Это не беда, — сказала она. — Сам пропадай, а товарища выручай. Пошли!

— Неудобно как-то, — промямлил я.

— Вот уж не думала, что ты пижон, Половинкин, — сказала она насмешливо.

— Ну, ладно, — сказал я, — за мной будет. А куда?

Она достала из карманчика кошелек, взяла меня за руку, высыпала мне на ладонь всю мелочь и начала считать.

— Девяносто шесть коп., — сказала она, — четыре раза по девятнадцать и двадцать коп. на газировку. Кутить так кутить.

И мы пошли на Литейный в «Мороженое», купили по четыре шарика, разного, и сифон газировки. Сели за столик у окна и начали разговаривать на разные темы и, в первую очередь, конечно, о нашем классе — мы ведь оба были новенькими и нам было интересно узнать, что каждый думает о ребятах и учителях. Кто-нибудь услышал бы нас, сказал бы — вот рассплетничались. Но мы вовсе не сплетничали, а просто обменивались мнениями. И в большинстве случаев у нас мнения были одинаковы, только она как-то очень здорово умела определить человека. Скажет два-три слова — и полная характеристика.

Из учителей нам больше всего понравилась Маргарита Васильевна — Маргоша, как ее в классе зовут. Она у нас классная руководительница, а преподает географию, и очень интересно преподает — всегда у нее что-нибудь новенькое узнаешь, чего и в учебнике нет. И потом она все понимает и не задается, и разговаривает с ребятами без криков и без всяких там «сю-сю-сю», по-товарищески, как с друзьями, но трепачей и задавал, по-моему, не любит. И правильно! И веселая она, а я думаю, раз человек веселый и умеет шутить и смеяться, значит, он человек хороший.

— Маргоша — золото, — сказала Татьяна, — и хи-итрая.

— Почему же она хитрая? — спросил я.

— Ну, она по-хорошему хитрая, — сказала Татьяна. — Она нас всех насквозь видит.

— Верно, сказал я, — золото. У нее и волосы золотые.

— Ишь ты, — сказала Татьяна, — заметил.

А чего же тут не заметить?

— Заметил, — сказал я. — Я и не только это заметил.

— А что ты еще заметил?

— Кое-что заметил.

— Наблюдательный, — сказала Татьяна и усмехнулась. — А ты заметил, на кого этот… как его… Апологий похож?

— На змея, — сказал я, чтобы не ударить лицом в грязь, хотя почему на змея — и сам не знал.

— Ну уж, на змея, — сказала Татьяна, — на чики-пики он похож, вот на кого.

— На кого, на кого?

— На чики-пики. Есть такой попугай. Он все время дергается, всех передразнивает, крутится и так и сяк, чтобы его заметили, а сам такой несчастный, когда его не замечают — горючими слезами заливается.

Не знаю, может, она и придумала такого попугая, но точно, это к Аполошке подходило. Я засмеялся, но в душе-то почему-то даже жалко его стало. Чики-пики!

Про Герку Александрова она только одно сказала:

— Сознательный-самостоятельный.

И тут я не понял, то ли она хвалит его, то ли ругает. Вообще, и верно, может показаться, что мы сплетничаем — только чужие недостатки обсуждаем. Неверно это. Наоборот, мы решили, что ребята в классе хорошие, только их немного расшевелить надо.

— А кто мы такие, чтобы их расшевеливать? — спросил я, потому что мне пришло в голову, что мы еще не знаем их как следует — мы новенькие, а у них уже давно свой коллектив.

Я сказал об этом Татьяне, а она сказала, что поживем — увидим. А потом еще сказала, что вообще-то она зайцев не любит, то есть самих зайцев любит, а вот людей-зайцев — нет. Не любит еще врунов, подхалимов, нытиков, задавал, воображал, пижонов, жуликов, деляг, зубрил, дураков, нахалов и тех, у кого «моя хата с краю» и «своя рубашка ближе к телу». Словом, всех, кого я сам терпеть не могу, только я их не всегда умею распознать и довольно часто ошибаюсь, и это довольно обидно.

Я ей об этом сказал, и тут она меня огорошила.

— А ты, чтобы не ошибаться, — сказала она, — чаще на себя посматривай.

— Эт-то как п-понимать? — спросил я. — Эт-то что же? Значит, и я тоже?..

— Опять стихами заговорил, — засмеялась она.

Футы-нуты! Может, и прав был тот старичок, что я стихи пишу?!