Повезло? - [136]

На Гошевича смотреть было одновременно приятно и противно. Он побледнел так, что выглядел абсолютно обескровленным, этаким вампиро-зомбаком. Его взгляд обегал окружающих людей, но дергаться он даже не пробовал – следили за ним (ну, и не только за ним, если быть честным) уже человек пять, все с оружием в руках, это не считая мрачного Маслова. Примерно такой же бледный вид был и у Раймана. Шмулович пошел пятнами, как мухомор, и смотрел только на меня, с такой ненавистью, что мог бы – сожрал бы прямо здесь!

«Беседа» в камере мгновенно вызвала такую тишину, что слышны были даже кашли на улице. И «шиканья» на закашлявшегося! А когда эпизод закончился, и я предложил перемотать время моего сидения в камере перед «судом», на улице раздался какой-то шум, а через минуту в зал вволокли Каровского собственной персоной! Скворцов, оскалившись, бросил:

- Давайте сюда эту гниду. Пусть своим «незнакомым друзьям» компанию составит.

Как ни странно, наибольшее впечатление произвели последние минуты записи. Люди замирали, краснели, прятали глаза, отворачивались, видя самих себя, беснующихся как ополоумевшее зверье при запахе крови! Они слышали собственные выкрики, угрозы, злобные обещания… Стыд – тоже сила, главное, что он есть. Я дождался начала фарса под видом суда и знаком попросил остановить запись, что было выполнено с похвальной быстротой и без вопросов:

- Теперь вы видели все, что произошло вчера и сегодня. Есть еще кто-то, ну, кроме сидящих на трибуне парочки уродов и того, кого сейчас приволокли, думающий, что я виновен?! – дружный рев отрицания стал ответом на риторический (с моей точки зрения) вопрос.

Один из конвоиров распахнул загородку и махнул рукой:

- Выходи, Варан. И… извини, даже в голову не пришло… не держи зла. Тем более, – он нервно хохотнул – что те, на кого ты зуб затаил, на свете долго не заживаются, кажется…

Я вышел, молча пожал руки троим мужикам, рискнувшим меня поддержать и сейчас радостно лыбящимся, но даже не смог выдавить слова благодарности – что-то горло перехватило… А потом почти случайно я увидел глаза Шмуловича, и как морозом продрало – как же люто он меня ненавидел! Ну, последнее усилие!

- Тогда, у меня два вопроса! Первый – а что теперь будет с теми мразями, которые устроили это судилище? Этим гадам покуражится захотелось, не вышло, но… они вполне живы и здоровы!

Мартынов выдохнул:

- А ты их, кажется, обвинял в преступном сговоре, да еще с организацией банды?! Народ! Доказательств достаточно?!

Дружный вопль «ДА-А!» чуть не сорвал крышу, посыпавшуюся с потолка пыль, во всяком случае, я видел отчетливо! Мартынов кивнул Белову, и тот махнул кому-то в зале. Через минуту Райман и Шмулович стояли в окружении группы озлобленных мужиков, примерно двух десятков, и обильно потели… А Скворцов, протолкавшись через народ к камере, объявил:

- В городе начата операция по зачистке бандитской малины! Работает РА, постарайтесь обойтись без лишних проблем, кто желает, могут оказывать помощь. Сейчас как раз берут штурмом особняк Шмуловича. Люди, не устраивайте лишнего шума и суеты! Его обязательно повесят, слово офицера, но дайте нам с ним пообщаться сначала! Договорились?

Крики «Давно пора!» и «Ладно, договорились!» подтвердили смычку армии и народа. А Мартынов повернулся ко мне и спросил:

- Варан, а какой второй вопрос? Ты сказал, их два?

Я кивнул:

- А второй – когда мне, мать его, вернут мое оружие?! Я понимаю, обвиняемым не положено, но сейчас-то отдайте! Я себя без пистолетов как голый чувствую.

Под общий хохот знакомый старшина пробился ко мне и с довольной физиономией выложил на бортик загородки мой набор. Когда первый пистолет, «беретта», снимаемый камерой, лег на дерево, понимающие люди (а здесь таких каждый третий минимум) загудели одобрительно, а вот когда старшина выложил ВСЕ стволы – включая АО – внезапно шум стих. Почти в полной тишине я рассовал оружие по местам и повесил миниавтомат на плечо, машинально передернув затвор и щелкнув предохранителем. Когда даже граната заняла свое место, девушка-комментатор, симпатичная шатенка, все это время молчавшая как рыба, спросила:

- Простите, а это все – ваше оружие? Личная собственность?!

Я удивленно на нее посмотрел и ответил без всяких мыслей:

- Естественно. В общем-то, обычный набор, я его всегда таскаю… старшина, куда «бреха» дел? Снайперку мою?

- В машине положили, в кофр упаковали, все как положено! – с явным удовольствием отозвался тот. – И даже автомат твой, который «дегтярь», в оружейку поставили, не чистили, правда, сам не маленький.

Я покивал и направился было к выходу… Говорили же мне – не расслабляйся! Я видел окруженных Шмуловича и Раймана, меня хлопали по плечам и поздравляли, я уже прикидывал, положено ли мне что-то от убитых гадов – и забыл про третью сволочь! Крик «Варан, справа! Каровский!» резанул по нервам так, что я прямо на половине шага бросился на пол, одновременно поворачиваясь к опасности и пытаясь прикрыться левой рукой, а правой нашаривая что-нибудь из оружия! Поздно! Тупой, но очень сильный удар в грудь чуть ниже левой ключицы, резкая ослепляющая боль в предплечье левой же руки, суки, почему его приволокли со стволом?! Грохот выстрела, над головой что-то свистнуло (ну, что-то – пуля, но мне не до нее!) я сквозь боль и заливающие глаза слезы разглядел борова со стволом в руке. Ничего вокруг, только эту гадину! И – рукоять-магазин «коротыша» в ладони. Я вдавил крючок и еще успел увидеть, как короткая очередь перечеркнула тушу где-то в районе поясницы! А потом обзор закрыли чьи-то спины, и я вырубился.