Чем дальше думал Русин, тем больше склонялся к тому, что во всем виноват сам, и поэтому что-то надо делать, предпринимать, если его не устраивает такое завершение первоапрельского дня.
Ноги сами понесли Николая в гостиницу: прежде всего нужно позаботиться о ночлеге.
Дежурный администратор узнала его, встретила приветливо, спросила о Леньке: почему, дескать, давно не видно в здешних краях. Но мест не было. Ни одного. Даже в общем номере на восемь коек. Гостиница маленькая, в три этажа, и на одном из них шел ремонт. Вестибюль был заставлен обнаженными койками, лишь в дальнем углу возле буфета оставалось небольшое пространство со столиками на высоких ножках.
Возле них грудились и галдели мужики.
Весь прошлый год Ленька часто наезжал сюда и подолгу жил, особенно после того, как на ударной комсомольской стройке — первой очереди нового химкомбината — организовал редакционный пост. Сначала он квартировал в гостинице, затем для поста выделили в общежитии молодых специалистов отдельную комнату, поставили телефон. Тогда-то и познакомился он с Надей и Лилей, химиками-технологами, актрисами народного драматического театра.
В начале лета коллектив приезжал в областной центр на театральную весну. Ленька, естественно взял шефство над «своими девочками», опекал их и, конечно же, не мог не познакомить с Николаем. Тем более что спектакли шли в театре юного зрителя, а Русин там был своим человеком.
Когда желательная для Леньки дружба завязалась, он стал предпринимать все возможное для ее укрепления. Именно он сманил Николая зимой на пуск первой очереди. Русину и сделать-то надо выло всего пяток рисунков к Ленькиным репортажам, но собрались они капитально, на десять дней. Командировку пробили легко — Николай уже много раз работал на газету. У себя в мастерской пришлось брать очередной отпуск. Правда, он и без того был запланирован на зиму, а Николай к тому же совершенно не знал, как распорядиться свободным временем.
Использовав эти десять дней, Русин вернулся на работу, оставив за собой право в любой подходящий момент отгулять остальной срок. И вот в марте в его судьбе опять принял участие Ленька. «Горела» путевка в дом отдыха и не куда-нибудь, а по соседству с Лилиным городом. От Николая достаточно было лишь согласия, остальное все устроил Ленька.
Сначала Русин позвонил Олегу и во второй раз к телефонной будке направился не скоро. Сковывала боязнь. А вдруг Лили нет дома, и он остатки вечера проведет в мучительных раздумьях: куда и с кем могла она уйти? Еще хуже, если она откажется встретиться и пойти с ним к Олегу. Может, плюнуть на все, не испытывать судьбу, поехать одному?
Привычная постыдная нерешительность спеленала Русина, пригвоздила к месту. И зачем он трепанулся Олегу, что приедет с Лилей? Опять хвастанул раньше времени, выдал желаемое за реальность. И теперь надеется, сам не зная на что, ждет спасительного толчка извне. А на что надеяться, чего ждать, когда все должно быть в самом себе. И если просыпаются в нем порой неуверенность, робость, так должен же существовать и какой-то противовес. В конце концов, чего он боится: иллюзии уже основательно надтреснуты, и шут с ним, пусть разбиваются на мелкие осколки. Многое в жизни дробится и мельчает. Главное, чтоб основа сохранилась в неприкосновенности. Его личностная, человеческая основа. А она, наверное, и состоит в том, чтобы не давать водить себя за нос, не обольщаться попусту и не пасовать перед первой же преградой, а идти до конца. Значит, надо позвонить, позвонить, не мешкая, и тогда все встанет на свои места. Наступит пусть горькая, но необходимая ясность.
Русин решительно набрал номер, вежливо, но твердо назвал вахтерше, кого ему нужно. Пока она ходила в комнату, сердце его неоднократно сжималось и замирало.
Трубку взяла Лиля.
— Ах, это ты! Какой сюрприз!.. Почему не уехал? Встретиться? Отчего же, можно… А он дома? Неудобно вообще-то, хотя время и не позднее… Ну и что, что приглашал. Он парень деликатный, отказывать не умеет… Ну ладно, ладно, верю, что ждет.
Николай облегченно вздохнул и направился к выходу, заново прокручивая телефонный разговор: правильно ли он держался, не сболтнул ли чего лишнего.
Дверь открыл сам Олег и сразу провел в свою комнату.
— Мои старики телевизор смотрят. Ну, а мы здесь тихонечко посидим.
— Ты, пожалуйста, только не беспокойся лишнего, не усложняй себе жизнь, — повернулась к нему Лиля. — Нам ведь ничего не надо.
Николай обнял ее сзади, наклонился к самому уху и шутливо прохрипел баском:
— Ну что, Лилька, сурьезный человече, довольна, что настояла на своем: сама не поехала и меня задержала в городе?
Но она не приняла его тона.
— Ты, по-моему, поступаешь согласно своим желаниям. Я тебя не неволю ни в чем.
Их неторопливый разговор, как и следовало ожидать, вскоре перекинулся на стихи. Николай стал рассказывать, как впервые открыл для себя в доме отдыха Верхарна. И его поэтические мотивы теперь постоянно живут в нем, звучат затаенно, хотя полностью ни одного стихотворения он не помнит. Всплывают в памяти лишь отдельные фрагменты и строчки, созвучные его настроению в те вечерние часы одиночества, когда он листал захватанный множеством рук томик, так счастливо попавший в библиотеке на глаза.
