Повести - [44]
— Беглый и есть! — сказали в углу. — А хороша старина. Век бы слушал.
— Ну, пойду, — проговорил слепец.
Кто-то сильно затряс ворота. Хозяин, без шапки, выбежал во двор…
— Шолчи-молчи! — послышался в сенях чей-то шепот…
Вошел хозяин.
— Ну, ступай, — сказал он слепому. — Проведут тебя. Человек один с тобой на Пудож идти хочет.
Слепец вышел из избы. Снег захрупал под его ногами. На дворе стоял сотник Меркул.
— Человек вперед пойдет. Ступай за ним! — И звонкое бревно заложило изнутри ворота.
Слепец пошел по дороге, чутко следя за хрусткими шагами, — провожатый быстро уходил вперед. Вдали ледяным белым щитом лежала Онега. Меркул повел к реке, к ледокольням. Слепец завозил клюкой по снегу — потерял дорогу, остановился, потом быстро двинулся по льду.
Начались полыньи.
Меркул вел прямо к воде. Перешагнул. Слепец раздул ноздри — почуял воду — обошел полынью. Певучие, звонкие осколки крошились под ногами.
Меркул споткнулся и, громко выбранившись, впервые подал голос. Слепец остановился. (Вода была рядом.) Сказал:
— Жаловал до уса — жалуй и до бороды!.. — И бросил суму; из нее выкатилась на лед баклажка.
— Признал?! — закричал Меркул, вернулся и подошел вплотную. — От меня бегать не мысли! — Он легонько толкнул слепца, и тусклые блики, похожие на сабельные клинки, вспыхнули в густой, черной воде.
Меркул, натужась, поднял острую, выколотую поутру льдину и бросил в прорубь. Потом он подобрал баклажку, сказал: «Утопший пить не просит!» — и, довольный, неторопливо зашагал по льду…
На самом дне неаполитанского Castello Nuovo стояли двое. Темный колокол рясы, казалось, врос в ледяные плиты пола. Узник качал курчавой головой на тучной шее и улыбался. Руку его тряс молодой монах.
— Наконец-то мне удалось свидеться с тобою!
— Да, Паскуале!
Узник широко раскрыл зеленые глаза, но солнце ушло из каменного мешка, и темная празелень глаз сменилась угольной чернотою.
— Какие вести принес ты? Что нового в мире? В этой дыре я не слышу ни о чем.
— У нас все по-старому. В Калабрии же крепко сидят испанцы, а о других землях я и сам не много знаю… Вчера вот по дороге в кармелитский монастырь встретил одного венецианца. Он резчик. Жил во время смуты в Московии, сидел там, как в плену. Рассказывал, что какой-то человек поднял простой народ: едва не взял Москвы, но потом его одолели и замучили в ссылке.
— Смотри! — сказал узник и взял со стола лист бумаги. — Вот что я написал: «Нынешний век убивает своих благодетелей, но они воскреснут!..»
Швед Ерлезунда отметил в своих записках:
«Царь сдержал клятву, как собака держит пост».
1929
ПОДВИГИ СВЯТОСЛАВА
1
Когда Святославу было четыре года, мать, вдовая княгиня Ольга, взяла его с собой в поход.
Дружина — воины и слуги Ольги — шли густым, сумрачным лесом. Одноглазый старик Свенельд оберегал маленького князя. Он ехал с ним рядом, у самого его стремени, и зорко смотрел, чтобы мальчик не свалился с седла.
На поляне встретились они с древлянским войском. Святослав метнул копье, которое держал наготове. Брошенное слабой детской рукою, оно пролетело между конскими ушами и упало тут же, у ног коня.
— Князь уже начал! — сказал Свенельд. — Двинем, дружина, за князем!..
И воины, кинувшись на врага, одолели его…
Киевские князья покоряли соседние племена и обращали их в своих подданных — в людей, живущих «под данью». На княжеском языке это называлось: «примучить». Так, первые князья Олег и Игорь «примучивали» древлян.
Дружина ходила с князем в походы и возвращалась из походов с добычей. Были тут и меха — соболи, бобры, белки, куницы, — кожа и лен, мед и рыба. Князь и дружинники держали у себя древлян как рабов.
Но не только соседние племена «примучивал» князь и облагал их данью: и свое, кровное, племя прибирал он к рукам. Как только узнавал он, что люди где-либо осели на землю и завели хозяйство, приходил он туда или посылал дружинников и заставлял земледельцев платить дань.
Осенью, в ноябре, он выступал из Киева и объезжал свои земли. Это называлось «ходить в полюдье». Обирая село за селом, двор за двором — «ходя по людям», добывали княжеские воины меха, пшеницу, воск, мед и лен.
А добычу свою дружинники продавали: они сбывали ее своим, русским, купцам («купчинам»), либо отправлялись с товаром в чужие края.
Нагружали ладьи и спускались на них по Днепру, к морю, чтобы идти в богатый Царьград, к грекам.
То был трудный путь. Его преграждали на Днепре пороги. Один из них назывался «Не спи!».
У порога Неясыти русские вытаскивали ладьи на сушу и тащили их волоком; так проходили они по шесть тысяч шагов по берегу.
В Царьграде они продавали товар, покупали сафьян, краски, шелковые ткани и сукна и шли восвояси, взяв у греков припасы, якоря, канаты и паруса.
Знали русские и другой путь — через земли волжских болгар и хазар — к Каспийскому морю; знали и караванный путь в восточные страны и на верблюдах привозили свои товары в Багдад…
Дубовый лес покрывал гору, на которой стоял древний Киев. Осенью желуди устилали землю; ими кормились дикие кабаны.
