Повести разных лет - [8]
«Пока этот тюфяк спит, я смогу хорошенько изучить его лицо», — решил молодой француз, не в шутку считавший себя отличным физиономистом. Мстительно усмехаясь, он не менее десяти минут вглядывался в лицо спящего Бетанкура и с удовлетворением отмечал, что это смуглое стареющее лицо дышит благородством, а потому он, Монферран, может быть спокоен за свое ближайшее будущее: Бетанкур непременно исполнит просьбу Брегета. Однако это вовсе не означало, что Монферран должен чувствовать себя глубоко обязанным Бетанкуру. За что? Быть может, игра не стоит свеч.
На другой день, явившись к Бетанкуру, Монферран был принят им в деловом кабинете. От вчерашней садовой шутливости и сонливости не осталось следа. Строго официально генерал объявил Монферрану:
— Сударь! Я беру вас на службу к себе в комитет, предварительно назначив вам испытательный ценз до двух месяцев.
Погодя он прибавил несколько мягче и даже как бы доверительным тоном:
— Вы приехали в благоприятное для вас время. Прошлой зимой я бы мог вас устроить, пожалуй, лишь на фарфоровый завод рисовальщиком, а для вас это было бы незаманчивой службой, не правда ли?
— О, я был бы и в этом случае бесконечно благодарен генералу! — скромно ответил молодой архитектор, а про себя подумал: «Прошлой зимой я был отлично осведомлен о том, что вы временно впали в немилость, генерал. Спрашивается, зачем бы я к вам поехал?»
После ближайшего воскресенья Монферран приступил к исполнению обязанностей архитектурного рисовальщика. Бетанкур, вначале не возлагавший на него особенных надежд, скоро был вынужден составить о нем более положительное мнение. Монферран оказался не только хорошим рисовальщиком, но и проектировал недурно, и Бетанкур поручил ему для пробы (вне конкурса «настоящих» архитекторов) набросать вчерне проект перестройки Исаакиевского собора. Собор этот, построенный еще при Екатерине и Павле, не нравился своим видом государю и к тому же начал разрушаться из-за неправильной осадки стен и сводов.
Монферран нарисовал двадцать четыре рисунка, представлявшие вид будущего собора в различных вкусах. Тут все можно было найти: китайский, индийский, готический, византийский стиль, стиль эпохи Возрождения и, разумеется, чисто греческую архитектуру древнейших и новых памятников.
Бетанкур преподнес монферрановский альбом государю, прося удостоить выбором один из рисунков. Нельзя было не восхищаться искусством рисовальщика, и Александр на время оставил альбом у себя.
На другой день Бетанкур с каким-то таинственным видом подозвал начальника своей канцелярии и наедине вполголоса сказал ему:
— Напишите указ придворной конторе об определении Монферрана императорским архитектором с жалованьем из сумм кабинета.
Начальник канцелярии изумился и не мог удержаться, чтобы не сказать:
— Да какой же он архитектор, он отроду ничего не строил, и вы сами едва признаете его чертежником.
— Ну, ну, — отвечал Бетанкур, — так и быть, помолчите о том и напишите указ.
Указ был написан, а после подписан самим государем.
Начальнику канцелярии было нетрудно заметить, что генерал Бетанкур сам пребывал в некоторой растерянности. Очевидно, желание государя возвысить безвестного Монферрана казалось ему слишком поспешным. Генерал не хотел признаться перед собой, что неожиданная удача Монферрана навела на горькие мысли его самого, стареющего франко-испано-русского инженера… Кроме того, он искренне недоумевал, как мог архитектор, убежденный художник, представить ему и государю на выбор двадцать четыре разнородных и прямо противоположных по стилю проекта одного и того же здания. Выходит, что Монферрану решительно все равно, в каком стиле сочинять и строить…
Размышляя таким образом, Бетанкур, однако, не высказал своих сомнений перед Монферраном и, поздравив его, пригласил на обед. А там, за шампанским, он снова поздравил француза, желая судить по его виду — загордился ли молодой человек, или знает пока свое место.
После обеда, когда удалились дамы и остались они вдвоем с Монферраном, Бетанкур приказал подать еще вина и завел свободный артистический разговор об архитектурном искусстве, с тайною мыслью — подстрекнуть Монферрана к высказываниям. Монферран, по-видимому, опьянел немного, и, когда генерал спросил его, какой из двадцати четырех рисунков более по душе ему самому, он напыжился и сказал:
— Все двадцать четыре рисунка мне одинаково дороги, ибо исполнены они все моею рукою с одинаковым прилежанием и искусством… — Тут голос его дрогнул, и он умоляюще посмотрел на генерала. — Не осудите меня, генерал… Я жажду признаться вам…
Бетанкур насторожился и поощрительно наполнил бокал Монферрана. Тот перегнулся через стол к Бетанкуру и страстно заговорил:
— Поверьте, я с детских лет раздираем противоречием. С одной стороны, я всего более люблю рисовать миниатюры, с другой стороны, всего более желаю воздвигнуть когда-нибудь гигантское сооружение, чудовищных, необыкновенных размеров здание, вавилонскую башню! И мне теперь кажется, генерал, что я примирил наконец мои разноречивые желания. Я понял, что, изобразив с истинным удовольствием двадцать четыре рисунка Исаакиевской церкви в различных стилях, я могу теперь с такою же вдохновенною радостью строить в любом из этих стилей, лишь увеличив в натуре здание в сто тысяч раз… Я понял, что суть только в увеличении. Любую миниатюрную модель можно увеличить в сто тысяч раз — и здание будет подавлять своим титаническим величием, как раньше оно умиляло изяществом крохотных форм. Таков главный, я утверждаю это, закон архитектурного искусства!
Повесть «Домик на болоте», рассказывает о разоблачении немецкого шпиона, получившего доступ к важному открытию.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этом сборнике собраны воспоминания тех, чье детство пришлось на годы войны. Маленькие помнят отдельные картинки: подвалы бомбоубежищ, грохот взрывов, длинную дорогу в эвакуацию, жизнь в городах где хозяйничал враг, грузовики с людьми, которых везли на расстрел. А подростки помнят еще и тяжкий труд, который выпал на их долю. И красной нитью сквозь все воспоминания проходит чувство голода. А 9 мая, этот счастливый день, запомнился тем, как рыдали женщины, оплакивая тех, кто уже не вернётся.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.