Повести об отважных - [18]

Только теперь Коля по-настоящему осознал, кем для него был суровый и ласковый старшина Ничипуренко.

После фашистской каторги ребята особенно нуждались в сердечном тепле и заботе. У Наташи Звонковой в госпитале сразу же появился добрый десяток заботливых старших подруг из числа медсестер и санитарок. Сама Надежда Михайловна относилась к девочке с материнской теплотой.

А Коля с мальчишеской прямотой отвергал всякие попытки женщин приласкать его, выразить ему сочувствие. Суровая военная действительность учила его замкнутости и сдержанности.

Но мальчишеская душа тоже тянулась к ласке, искала теплоты и внимания.

Петр Захарович Ничипуренко был строг и сдержан. Но Коля все время ощущал его любовь и заботу. Старшина следил, чтобы мальчик был сыт, чтобы у него всегда было чистое белье и одежда. Когда раза два взвод разведчиков попадал в перестрелки, Петр Захарович оказывался рядом с Колей, старался защитить его от опасности.

И самое главное — Петр Захарович был настоящим другом — заботливым, но строгим и требовательным. И разговаривал с Колей как с равным, как с другими бойцами, не обижал мальчика снисходительной, покровительственной шутливостью.

И вот теперь Петр Захарович, дядя Петя — исчез, может быть, погиб. Коля был готов на все, только бы спасти своего старшего друга.

В склеп вошли подполковник Смирнов, капитан Нелин и бургомистр Ганс Вернер. Несколько минут они молча смотрели, как от тяжелых ударов кирок и ломов отлетают от стены крошечные осколки камня, иногда вспыхивающие в свете фонаря сверкающими блестками слюды.

— Дело идет недопустимо медленно, — хмуро проговорил подполковник.

— Я думаю, что тут бы нам помог ваш подшефный Эдуард Бротт. Вы беседовали с ним? — спросил подполковник Ганса Вернера.

Тот опустил голову, и лицо его стало суровым.

— Эдуард Бротт уже не сумеет помочь нам.

— Почему? — удивился подполковник.

— Сегодня утром, как говорит фрау Бротт, ее сын оделся и пошел ко мне в ратушу. Но он не дошел. Его обнаружили в развалинах на пустыре. Он убит ударом кинжала в спину. Тонкий такой кинжал с кованой рукояткой и надписью…

— “Вервольф”? — подсказал лейтенант Серков.

— Да, “Вервольф”, — подтвердил бургомистр. — Я еще не сообщил фрау Бротт о гибели ее сына. Никак не решусь пойти к ней.

Несколько минут все молча смотрели, как под сильными ударами еле крошится камень стены.

— Толщина стен здесь, наверное, не меньше метра, — хмуро заметил капитан Нелин. — Если так долбить, то потребуется по меньшей мере неделя. Едва ли к этому времени, мы застанем старшину живым.

— Нет! Нет! — горячо выкрикнул Коля. — Дядя Петя жив! Жив!

Коля с силой ударил сапогом в боковую стенку саркофага.

И вдруг он ощутил, что под ногой что-то упруго спружинило, а тяжелый каменный гроб под ним дрогнул.

— Стена шевельнулась! — крикнул один из бойцов, работавших кирками. — Честное слово, шевельнулась!

Солдаты отскочили от стены. Лейтенант Серков расстегнул кобуру.

Коля вскочил с камня и, нагнувшись, стал осматривать то место, по которому он ударил каблуком.

И низ, и верхнюю часть саркофага украшали выпуклые изображения человеческих черепов. Все они были совершенно одинаковыми. Но Коля надавил только на один, на тот, по которому он ударил ногой.

Череп, упруго сопротивляясь, вошел в незаметный паз. Каменный гроб стал опускаться вниз. И одновременно тяжелая гранитная плита в стене поднялась вверх. Открылось черное зияющее отверстие.

— За мной! — крикнул лейтенант Серков, выхватывая пистолет и направляясь в темноту.

За ним бежали солдаты, вооруженные кирками, капитан Нелин, доставший из кармана электрический фонарь.

— Здесь коридор! — послышался голос Серкова.

Подполковник Смирнов взял аккумуляторный фонарик и вошел в потайной ход. За ним, дрожа от возбуждения, на цыпочках крался Коля, и последним шел Ганс Вернер.

Сразу за входом в толще стены оказалась квадратная камера с двухметровыми сторонами. По бокам входа выступали два ржавых железных рычага, концы которых уходили в каменный пол. Один рычаг был опущен почти до пола, а другой — поднят и шел параллельно стене. Слева чернела арка бокового прохода, в который ушла группа лейтенанта Серкова.

— Следы! — тихо проговорил Ганс Вернер, указывая на серый пыльный пол.

На светлом камне ясно были заметны кое-где размазанные и затоптанные пятна автола, имевшие форму подошвы сапог.

— Пошли, товарищи, по следам! — сказал подполковник.

Ход был высокий, но такой узкий, что приходилось идти гуськом.

Через полсотню шагов оказалась крутая лестница из двадцати пяти ступеней. В конце ее находилась такая же, как и внизу, камера кубической формы. Здесь ход поворачивал вправо.

— Следы пропадают, — отметил Ганс Вернер.

Действительно, отпечатки сапог в этой камере опять упирались в стену и исчезали.

— Очевидно, здесь ответвление хода, — решил подполковник, — но как его отыскать?

Вокруг были только голые, шероховатые стены из темного гранита. На них ни выступа, ни рычага, ни орнамента — ничего, что могло бы маскировать механизм, открывающий боковой ход.

— Пошли дальше! — сказал подполковник Смирнов, сворачивая в правый ход.

Они прошли шагов тридцать, когда впереди послышались голоса и замерцал свет.