Повести о войне и блокаде - [8]

Школа Лёньке понравилась, но все-таки он спросил папу:

– А почему не в ту?

Папа на Лёнькин вопрос ответил вопросом:

– А кто в нашей семье самый умный?

– Мама, – ответил Лёнька.

Папа почесал затылок и нехотя согласился:

– Ладно, пусть мама. Так вот, наша мама считает, что ходить в школу, которая через дорогу, опасно, потому что машины туда-сюда шастают и тебя сбить могут.

Лёньке стало смешно, но спорить он не стал.

Утром Лёнька с Гошкой встретились, как договорились, и пошли в школу.

Но в школу их не пустили. У входа стоял матрос в бушлате, брюках клеш, в бескозырке и с винтовкой.

– Куда идем? – спросил он строго.

– В школу идем, куда еще? – огрызнулся Гошка. – Мы здесь учимся.

– А здесь теперь не ваша школа, а военный объект. Ваша школа не здесь, а в бомбоубежище, что напротив гастронома. Знаете, где это?

– Знаем, – ответил Лёнька и прищурился: – А какой теперь в школе военный объект?

– А это военная тайна, – сказал матрос, – прошу отчалить в сторону бомбоубежища.

– Вот это да, – сказал Гошка, – военный объект в школе!

– Да, – поддержал его Лёнька, – такая вот штучка с ручкой получается.

Это Лёнькин папа всегда говорил про штучку с ручкой, если что-нибудь непонятное случалось. Лёнька спросил однажды:

– А что это – штучка с ручкой?

– А кто его знает, – пожал плечами папа, – патефон, наверное.

– А у нас есть патефон?

– Зачем же нам патефон, если у нас танцевать негде? – рассмеялся папа, и Лёнька с ним согласился.

БОМБОУБЕЖИЩЕ

На доме, что напротив гастронома, было написано крупными буквами: «Бомбоубежище». Стрелка показывала на обычную парадную. Гошка зашел первым и сказал:

– Так это в подвале.

Дверь в подвал была железная. Они вошли, и Лёнька сразу сообразил, что ничего замечательного в этом бомбоубежище нет. Голые стены да несколько рядов скамеек. Как в местоновском клубе, когда кино показывали. А еще в бомбоубежище за маленьким столиком сидела женщина и вязала. На ней были теплый платок, теплая кофта, брюки и валенки. Такая вот странная женщина. Она спросила:

– Вам что, ребята?

Гошка сказал ей про школу, про матроса и военный объект.

Женщина сообщила, что будут два класса, но они еще не готовы, что приходить надо 1 сентября, когда все устроится.

Лёнька с Гошкой все поняли и собрались уходить, но тут завыла сирена и серьезный голос несколько раз объявил: «Воздушная тревога». Женщина сняла со спинки стула сумку и надела ее через плечо.

– Что это? – спросил шепотом Лёнька.

– Противогаз, – тоже шепотом ответил Гошка.

Лёнька хотел спросить Гошку, а зачем в бомбоубежище противогаз, но в это время стали приходить женщины с детьми. Они садились на скамейки и уговаривали малышей не капризничать, что тревогу скоро отменят и они пойдут домой.

Когда все скамейки были заняты, пришла Ася. Она встала у двери и закрыла лицо руками.

«Испугалась, что ли?» – подумал Лёнька. Он встал, подошел к Асе и твердо сказал:

– Ты чего, испугалась, что ли?

Ася опустила руки, по ее щекам текли слезы.

– Папа погиб, – сказала она и снова закрыла лицо руками.

АСЯ

Лёнькина мама однажды сказала, что Ася – девочка из хорошего дома.

Лёнька возмутился:

– А я что, из плохого дома?

Мама обняла Лёньку, поцеловала в лоб и успокоила:

– Ты не из плохого дома, ты из дворца имени Романыча.

А Лёнька еще в первом классе понял, что Ася – девчонка замечательная. У всех девчонок в классе было по две тощих косички, а у Аси – одна, зато какая! Почти до пояса! Глаза у Аси большие, карие. На щеках ямочки. Это когда она улыбается. Конечно, Гошка – лучший друг на всю жизнь – нередко поддразнивал Лёньку и намекал на то, что он втрескался в Асю. Но Лёнька вовсе и не втрескивался, а просто у него с Асей были общие октябрятские дела. Она – звеньевая первого ряда октябрят, если считать от двери класса, а Лёнька – третьего. Они и газеты своих звеньев выпускали. Газету первого звена всегда хвалили, а третьего – только похваливали. Неплохо, мол…

Зато к праздникам выпускали классную газету. Одну на всех. Ася писала в нее стихи, а Лёнька рисовал картинки.

А почему Ася – девочка из хорошего дома, Лёнька понял, когда побывал у нее в гостях. Квартира оказалась точь-в-точь такой же трехкомнатной, но если у Лёньки было девять соседей, то у Аси – ни одного. В одной комнате располагались Асины родители, в другой – Ася, а третья называлась гостиная. В ней на одной стене висел ковер, а на другой – шкура белого медведя. Эту шкуру Асин папа привез с Северного полюса. Он был полярный летчик. Веселый, сильный, смелый – и вдруг погиб.

Лёнька стоял около Аси и не знал, что сказать. Они не слушали, о чем говорила женщина с противогазом. Они просто стояли и молчали.

Когда объявили отбой воздушной тревоги, Гошка пошел в пятую столовую, а Лёнька проводил Асю до дома.

Она жила в первой парадной. Ася открыла дверь и вдруг спросила:

– А твой папа тоже на фронте?

Лёнька растерялся и ответил:

– Мой папа на казарменном положении.

Ася сказала:

– Понятно.

Она перекинула косу через плечо, дернула ее рукой, словно хотела оторвать, и ушла, захлопнув перед Лёнькиным носом дверь парадной.

Лёнька расстроился, потому что знал, когда Ася дергает свою косу. Он заметил эту ее особенность еще во втором классе и спросил, зачем она хочет оторвать косу. Ася рассмеялась и сказала, что этому ее научил папа. «Если тебе хочется кому-то сказать что-то обидное, – сказал он однажды, – дерни себя за косу, и это желание пройдет».