Повести Ильи Ильича. Часть 3 - [18]

– Давай выйдем из леса и осмотримся. Если не увидим вершину, пойдем вниз. И в любом случае пойдем вниз, если заберемся на вершину. На Большую гору не пойдем. Вниз идти будет легко. Я тебе обещаю.

Хотя крутизна подъема начала уменьшаться, что верно говорило о близости вершины, темп их движения продолжал падать. Лес, из которого они давно должны были выйти, который никак не кончался.

Наконец, они очутились на поляне, обдуваемые ветром. Солнце заливало открытое пространство ярким светом. Травы пряно пахли жизнью. Зеленые склоны и вершины радовали глаз.

Метрах в пятидесяти над собой они увидели тоненькую фигурку Даши и ее родителей, призывно машущих им руками с вершины малой горы. Волины увидели и спуск с горы в седловину, и тропу, поднимающуюся на большую гору. Все казалось нереально близким.

Через пять минут пологого подъема луговой тропой они присоединились к молодежи. Нина Васильевна дотерпела. Николай Иванович мысленно перекрестился.

Орлиные скалы, по которым они лазили недавно, были внизу. С вершины были хорошо видны остроклювая голова огромного каменного орла и пара его маленьких живых собратьев, продолжавших парить над скалами.

Идти вниз было легко. Нина Васильевна повеселела и даже согласилась перекусить, когда группа остановилась на седловине, где крестом пересекались тропы, одной из которой они сошли с малой тау и которая вела дальше на большую.

Николай Иванович лежал на траве, смотрел на небо и поглядывал в сторону большой горы. Он видел мачту и строения на ее вершине – что-то типа хранилища или насосной станции, возможно, оставшиеся от заброшенных урановых рудников. Тропа на вершину была как на ладони. Казалось, подняться по ней не стоило больших усилий.

Из леса со стороны молодого города Лермонтова вышла на горную поляну и медленно поднималась к ним на седловину семья с двумя мальчишками. Волин, решивший спускаться с супругой в эту сторону, решил их подождать. Отдохнувшая молодежь стала прощаться.

Нина Васильевна попросила руку, чтобы подняться, и сказала, что ей лучше, и что она пойдет со всеми. Николай Иванович обрадовался, сказал, что она молодец, и что им остался последний простой подъем.

Улетела его грусть-печаль. Прошла злость на Аристова. И только слабая тревога из-за размолвки с супругой, которая записала испытанный страх и перенапряжение сил на его счет, мешала ему полностью, как утром, отдаться чувству радости.

Тревогу он чувствовал весь длительный спуск с горы по скользкой сухой глине вдоль каменных осыпей. Странным образом она точно продолжала беседу с Глебом вроде бы на другую тему. И к ней привязалась, сопровождая монотонное скольжение тела с поворотами и хватанием руками, чтобы не упасть, за деревья и кустарники, интеллигентская строчка: «Мы в ответе за тех, кого приручили».

Волину показалось, что он увидел системную ошибку. Она присутствовала на всех уровнях – в товарищеских отношениях, семье, государстве и так далее, – склоняя человека к выбору только из двух линий поведения: подчинять или подчиняться. Николай Иванович в жизни больше подчинялся, особенно в молодости. В бытовом отношении ему так казалось удобнее, хотя душа от этого часто была не на месте. Она понимала состояние неволи, ей это остро не нравилось, особенно, когда из-за неволи рождалась несправедливость. В зрелом возрасте поселившийся внутри него искуситель стал ему подсказывать возможность обрести личную свободу за счет неволи других людей.

Соблазн облегчить свою жизнь за счет чужих трудов был так силен, что иногда Волин ему поддавался. Вот только наступавшее потом душевное облегчение было временным «головокружением от успехов», в чем-то схожим с легким опьянением, и скоро внутри возникала тревога и четкое осознание противоречия собственных воли и действия. Как будто тебя обманули. Как будто ты попал в новую ловушку, да еще сам же помог своими действиями ее укрепить.

Провернувшись много раз, сложные мысли Николая Ивановича, наконец, стали простыми. Он подумал, что хватит уже и не по возрасту ему подчиняться общему течению. Надоело жить навязываемыми стереотипами. Устал бороться с собой. «Мы в ответе за тех, кого приручили», – вредный мотивчик! Не надо приручать, и нельзя приручаться – так ему нравилось больше.

Подошвы кроссовок плохо держали на скользком спуске. Особенно у тяжелого Глеба, который несколько раз уже тормозил себя задней точкой. В уставших икрах и бедрах появилась дрожь.

Нина Васильевна боялась, как все, упасть, и пару раз приземлялась, но в целом держалась на спуске хорошо и даже повеселела. Зато очень устала Ольга. Она часто останавливалась от дрожи в ногах, особенно перед валунами, образующими высокие ступеньки. Приходилось помогать ее неловким движениям и контролировать их.

Сползая с камней и поддерживая себя руками, Ольга иногда так некрасиво расставляла длинные загорелые ноги, что одна из брючин шорт задиралась вверх и открывала нескромному мужскому взгляду белое женское междуножье. Пока спускались, Николай Иванович рассмотрел черные стринги Ольги, узкой полосой скрывающие складку и забирающиеся кружевным полупрозрачным треугольничком на живот. И вспомнил, как перед свадьбой ездил с Ниной по модным тогда московским магазинам, и как в «Лейпциге» или «Праге» она купила кружевной импортный бюстгальтер. Трусовой экзотики, распаляющей женские фантазии, тогда не продавали, а вот в красивых бюстгальтерах молодые женщины уже щеголяли.