Повести и рассказы писателей Румынии - [19]

Дома все дети собрались в кухне. Габор чинил туфлю Терезы, Арпад сидел возле плиты и, тихо насвистывая, вырезал из дерева кувшинчик, а Тереза влезла на кровать и, тяжело дыша, растирала отекшие ноги. Ее покрывшееся пятнами лицо было почти неузнаваемо, только глаза поблескивали, как всегда.

— Отец, к тебе приходил твой «приятель». Ты не встретился с ним в поле?

Янош прикинулся, что не понимает. У него не хватало духу сказать, зачем приходил граф.

— Какой приятель?

— Тот, у которого ты в долгу за то, что он тебя когда-то поцеловал. Вот он и пришел за долгом, — как обычно, пошутила Тереза.

Янош похолодел. Неужели граф сказал что-нибудь и детям?

— Пропал картофель, ребята, как есть весь пропал! Не знаю, что соберем.

— Погнил? Ох, вот беда! Если и картофель сгнил, совсем нам погибать! — забыв о графе, застонала Тереза. — До ребенка ли мне теперь? Нашла время рожать! Уж лучше бы…

— Да замолчи же! — оборвал ее Габор. — Ведь мы отложили кое-какие деньги. Хватит, чтобы еды купить.

— А дом?

— Мы еще не старики.

— А я еще не женился, — поддержал его Арпад.

— Да если ты и женишься, так мы разве собаки, чтоб не прожить вместе два-три года.

— Потеряем лес Иошки-бача, ему тоже нужны деньги, он и продаст, не станет нас дожидаться.

— Через год найдем у кого-нибудь другого.

— Да ребенок нам сейчас совсем ни к чему!

— Насчет ребенка ты глупостей не говори, жена, ты родишь не батрака и не нищего. Все мы дома, здоровы, земля у нас есть, отец тоже крепкий, чего ж ребенка оплакивать? Родишь его, и пусть живет нам на радость!

— Значит, сгнил картофель?

— Сгнил.

— А кукурузу там, наверху, на холме, ты смотрел?

— Та, что наверху, как будто получше.

Ночью Янош без сна ворочался в постели. Как сказать детям насчет зеркала? Терезе оно нравится, оно так украшает комнату. Нет, он не отдаст зеркало и выгонит графа за ворота. Янош посоветовался бы с Арпадом, Арпад мягче, чем Тереза, но завести разговор было нелегко. Он все вздыхал, переворачивался с боку на бок, кашлял.

— Тебе не спится, отец?

— Не спится.

— Наверно, сейчас никто в селе не спит, уж очень все расстроены.

Сон бежал от них.

— Арпад!

— Что, отец?

— Знаешь, зачем приходил господин граф?

— Хотел переночевать в гостинице?

— Нет. Он приходил, чтобы я либо заплатил ему за зеркало, либо отдал обратно. Вот зачем он приходил.

Арпад тихонько засмеялся.

— Отдай ему, отец. И когда тебе кто-нибудь скажет, что ты, — Арпад чуть было не сказал «тряпка», но удержался, — что ты человек мягкий, можешь поверить — это так и есть.

— Слыхано ли, чтоб барин так поступал?

— А тебе удивительно?

— По-твоему, нечему удивляться?

— У них — нечему!

— Как будто ты их знал!

— Я-то их не знал, но скажи теперь сам: были они когда-нибудь щедры или хорошо платили за работу только потому, что у крестьянина денег нет? А может, ждали, если крестьянин не мог вовремя долг уплатить? Ну-ка расскажи, ведь об этом ты никогда не рассказывал.

Янош молчал. Рассказывать было нечего.

— Отец!

— Чего тебе?

— Почему они тебе не противны?

Янош глубоко задумался.

— Почему же они должны быть мне противны? В те времена так было: он барин, ты мужик. Ты ему скажешь: «Целую ручки», он ответит, и все тут. А расчеты велись с Имре, с Лаци. Барин ничего и ведать не ведал.

— Ведать не ведал? Лежал на пуховых перинах и ничего не ведал, бедняга! Кто-нибудь в селе любил его?

— Да за что ж его было любить? Не за что, сам знаешь! Сильвестр говорит: «Ежели бы он не продал землю, нам негде было бы купить, за это ему спасибо». Но любить-то его никто не любил.

— Если бы у него не было земли, то была бы у вас.

— Это как же — у нас?

— Ох, отец, как тебе не понятно? Ежели бы его деды и прадеды не скупали землю и не… Ты что, отец? Вот тебе раз, он уснул!

Через минуту Янош, очнувшись от тревожного сна, подскочил как ужаленный.

— А как по-твоему, Тереза отдаст зеркало?

— Тереза? — Арпад долго размышлял. — Ну, не думаю. Да ты спи, завтра посмотрим. Может, граф завтра и не придет за зеркалом. Спокойной ночи!

— Арпад!

— Что, отец?

— Он встретил у креста Анну Келемен, то есть Анну Балаж, и Марику. Он посмотрел на них, ну вот как я на стенку эту гляжу, право.

— Он, может, их не узнал.

— Да ведь он же меня спросил. А смотрел на них, как на стенку. Разрази его бог!

На другой день Янош со стесненным сердцем поджидал графа. Он ничего не сказал Терезе, надеясь, что, может, барин не придет, но от страха перед его появлением не находил себе места. Когда дети ушли на поле, он водился в коровнике, чтоб успеть перехватить графа по дороге в дом.

К обеду калитка неслышно отворилась, и во двор вошел граф. Он шел медленно, опустив голову. Янош сразу по его походке увидел, что он трезв.

— Добрый день, Янош, — тихо сказал граф.

— Добрый день, господин граф, — тоже тихо ответил Янош и больше ни о чем не спросил. Он ждал.

Граф присел на край колодца, откашлялся, словно желая избавиться от легкой хрипоты в голосе, и, посмотрев усталыми глазами на Яноша, потупился.

— Янош, я пришел извиниться перед тобой за вчерашнее. Я был немножко под хмельком… Знай, Янош, что граф никогда не берет обратно то, что он подарил. Кажется, я тебе сказал, чтобы ты отдал мне зеркало, что-то в этом роде. Прости меня, Янош, и забудь об этом. Я рад, что зеркало у тебя. Владей им на здоровье. Ты, наверное, что-нибудь вообразил, мне совестно перед тобой.