Повести и рассказы - [43]

— Что с того? Джентльмен — всегда джентльмен.

— Не всегда, — со смехом возразил Литлмор.

— При такой сестре и не иметь знакомств в европейском обществе? Быть того не может!

При упоминании о миссис Долфин, сделанном с нарочитой небрежностью, однако ж не ускользнувшей от него, Литлмор невольно вздрогнул. «При чем тут моя сестра?» — хотелось ему сказать. Намек на эту даму неприятно поразил его, она была связана для него с совсем иным кругом представлений; не могло быть и речи о том, чтобы миссис Хедуэй познакомилась с ней, если, как выразилась бы сама миссис Хедуэй, она на это «метила». Но он предпочел отвести разговор в сторону.

— Европейское общество? Что вы под этим разумеете? Это очень неопределенное понятие. Надо представлять, о чем идет речь.

— Речь идет об английском обществе… о том обществе, куда вхожа ваша сестра… вот о чем, — сказала миссис Хедуэй, не любившая обиняков. — О людях, которых я видела в Лондоне, когда была там в прошлом году… видела в опере и в парках… о людях, которые бывают на приемах у королевы. Остановилась я в гостинице на углу Пиккадилли[78]… в той, что выходит на Сент-Джеймс-стрит. Я часами сидела у окна, глядела на людей в каретах. У меня тоже была карета, и когда я не сидела у окна, я каталась в парке. Я была совсем одна. Видеть людей я видела, но никого не знала, мне и поговорить не с кем было. Я тогда еще не была знакома с сэром Артуром… я встретила его месяц назад в Хомбурге. Он поехал за мной в Париж… Вот почему он теперь навещает меня, — последние слова были произнесены спокойно, буднично, без малейшей рисовки, словно иначе и быть не могло и миссис Хедуэй привыкла к тому, что за ней едут следом, а джентльмены, которых встречаешь в Хомбурге, непременно едут за тобой. Тем же тоном она добавила: — Я вызвала в Лондоне немалый интерес… это нетрудно было заметить.

— Вы всюду будете его вызывать, где бы вы ни появились, — сказал Литлмор и сам почувствовал, как банально прозвучали его слова.

— Я не хочу вызывать такой большой интерес, я считаю это вульгарным, возразила миссис Хедуэй с какой-то особой приятностью в своем благозвучном голосе, говорящей, казалось, о том, что она находится во власти нового понятия. Судя по всему, ее ум был широко открыт новым понятиям.

— Позавчера в театре все на вас смотрели, — продолжал Литлмор. — Вам нечего и надеяться избежать внимания.

— Я вовсе не хочу избегать внимания… на меня всегда смотрели и, верно, всегда будут смотреть. Но смотреть можно по-разному. Я знаю, как мне надо, чтобы на меня смотрели. И я этого добьюсь! — воскликнула миссис Хедуэй. Да, она говорила без обиняков.

Литлмор сидел с ней лицом к лицу и молчал. В нем боролись разнообразные чувства; воспоминания о других местах, других часах постепенно овладевали им. В прежние годы почти ничто не стояло между ними, — он знал ее так, как можно знать человека только на просторах юго-западных штатов. Тогда она нравилась ему чрезвычайно; правда, в городишке, где они жили, проявлять слишком большую взыскательность было бы просто смешно. И все же Литлмора не оставляло некое внутреннее ощущение, что его симпатия к Нэнси Бек неотрывна от Юго-Запада, что самой подходящей декорацией для этого лирического эпизода была задняя веранда в Сан-Диего. Здесь, в Париже, она представала перед ним в новом обличье… по-видимому, хотела быть причисленной к совсем иной категории. К чему ему брать на себя этот труд, подумал Литлмор; он привык смотреть на нее именно так… не может же он теперь, после стольких лет знакомства, начать смотреть на нее иначе. И не станет ли она скучной? Миссис Хедуэй трудно было заподозрить в этом грехе, но если она задалась целью сделаться другой, вдруг она станет утомительной? Он даже испугался, когда она принялась толковать об европейском обществе, о его сестре, о том, как то-то и то-то вульгарно. Литлмор был неплохой человек и любил справедливость, во всяком случае не меньше, чем любой его ближний, но в его душевный склад входили и лень, и скептицизм, возможно, даже жестокость, заставлявшие его желать, чтобы сохранилась былая простота их отношений. У него не было особого желания видеть, как «поднимается» женщина, он не возлагал особых упований на этот мистический процесс; он уповал, что женщинам не обязательно «падать» обойтись без этого и вполне возможно, и весьма желательно, — но думал, что обществу только пойдет на пользу, если они не станут «meler les genres» [79], как говорят французы. Вообще-то он не брался судить о том, что именно хорошо для общества, на его взгляд, общество было в довольно плохом состоянии, но в правильности этого суждения он был твердо убежден. Смотреть, как Нэнси Бек берет старт на большой приз, — что ж, это зрелище может развлечь, если смотреть со стороны, но стоит из зрителя превратиться в участника спектакля, тут же попадешь в неловкое и затруднительное положение. Литлмор не хотел быть грубым, но миссис Хедуэй не мешало понять, что обвести его вокруг пальца не так-то легко.

— Конечно, если вы захотите чего-нибудь, вы этого добьетесь, — сказал он в ответ на ее последнее замечание. — Вы всегда добивались того, чего хотели.