Повесть об Остролистном холме - [50]

— …но, возможно, это и не так, — продолжала Беатрикс, повышая голос, чтобы перекрыть лай возбужденного пса. — В любом случае констебль и капитан Вудкок этих щипцов не заметили. Хотя, надо признаться, особых причин обыскивать заросли ежевики у них не было.

Послышался раскат грома — гроза приближалась. Беатрикс подняла глаза и убедилась, что тучи сгустились еще больше, а на востоке небо над холмами перечеркнула молния.

— Нам лучше вернуться, — сказала она. — В повозке у меня остался зонт.

— Но мы же собирались подняться на вершину, — запротестовала Сара. — Посмотреть овец.

— Овцы ждали нас уже довольно долго, подождут еще немного, — рассудила Беатрикс и показала на запад, где небо стремительно темнело. — Если промедлим, вымокнем до нитки.

— Вымокнем и если поторопимся, — заметил Плут, ловя носом ветер. — Льет уже в миле отсюда.

Предсказание Плута сбылось, при этом возникли и дополнительные осложнения. Когда все трое подошли к ферме на Остролистном холме, Уинстона и повозки на месте не оказалось.

— Дьявол! — вскричала Сара. — Пони удрал домой без нас.

— Но я привязала его очень хорошо, — возразила Беатрикс. Ее глаза гневно сузились. — Уж не отвязал ли его Айзек Чанс?

— Ну это ему даром не пройдет, — зарычал Плут. — Можете мне поверить!

— Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем, — сказала Сара, тяжело вздохнув. Упали первые капли дождя. — Как вы думаете, сколько тут до деревни?

— Всего-навсего три мили, — сказала Беатрикс. — Пошли.

— Всего-навсего? — Сара рассмеялась. — Жаль, что Уинстон не догадался оставить нам зонт.

Впрочем, как выяснилось, Уинстон ушел не так уж далеко. Свернув на Каменку, они увидели, что пони ждет их под развесистым буком, и бросились к нему с радостными восклицаниями. Не успели Беатрикс и Сара забраться в повозку и раскрыть зонт, оказавшийся достаточно большим, чтобы закрыть обеих, как дождь припустил сильнее.

— Я бы много отдала, чтобы узнать, отвязал ли этот малоприятный господин нашего пони, — заметила Сара.

— Жаль, что Уинстон не может нам все рассказать, — ответила Беатрикс, беря в руки вожжи и трогая повозку.

— Зато он может рассказать мне, — тявкнул Плут. Он бежал рядом с пони, который резво рысил вниз по холму, стараясь, как и седоки, попасть домой, пока не разразился ливень. — Что произошло, Уинстон? Тебя отвязал Айзек Чанс?

Уинстон вскинул голову.

— Не думаешь же ты в самом деле, что я сам себя отвязал? — спросил он с обидой. — Я благовоспитанный и трудолюбивый пони и свою работу знаю. Когда мне говорят «но-о-о», я бегу. Когда мне говорят «тпру», я останавливаюсь. И это при любой погоде — светит ли солнце, падает ли снег, гремит ли гром. Но когда меня бьют кнутом…

— Так это Чанс? Он тебя отвязал и хлестал кнутом, пока ты не убежал?

— Именно Чанс, — процедил Уинстон сквозь зубы. — Отвратительный тип. А теперь, если ты не возражаешь, я занят делом.

И, сказав это, Уинстон принялся переступать копытами с еще большим тщанием, чем прежде.

20 Кэролайн подслушивает разговор

Кэролайн была представлена доктору Гейнуэллу за обедом. Когда мисс Мартин сообщила ей, что этот господин, прежде чем приехать в Сорей, дабы возглавить здешнюю школу, был миссионером на южных островах Тихого океана, девочка подумала, до чего интересно будет встретиться с таким человеком. Ее родители водили дружбу с миссионерами, некоторые из них приезжали к ним на ферму. Это были мужчины и женщины с загорелыми лицами, мозолистыми руками и с глазами, в которых отражалось, как много повидали эти люди в дальних и полных опасностей странствиях. Они рассказывали увлекательные истории о тех местах, где побывали, и живущих там людях, самых разных — нехристианских язычниках и языческих христианах.

Однако доктор Гейнуэлл оказался не похожим ни на одного из этих миссионеров. Это был красивый мужчина с длинными рыжеватыми волосами, которые постоянно падали ему на глаза, вынуждая отбрасывать их движением головы, а мягкость его рук позволяла предположить, что доктору никогда не приходилось ими работать. Если у него и были в запасе какие-нибудь захватывающие сюжеты о чудесном спасении из рук свирепых охотников за головами или о миссионерах, сваренных и съеденных каннибалами, то за обедом он не спешил поделиться ими с присутствующими — впрочем, возможно, потому лишь, что в Англии столь ужасные истории не принято рассказывать за столом.

Доктор Гейнуэлл вообще очень мало рассказывал о себе — к удивлению Кэролайн, которая привыкла к тому, что путешественники по диковинным странам обычно мелют языком не переставая, пока слушателям это не надоест до чертиков. И хотя под взглядом бабушки этот господин не уставал улыбаться и мило шутить, он совершенно менялся, становясь настороженным и собранным, когда леди Лонгфорд отворачивалась. Пару раз он заговаривал с Кэролайн, и его мелодичный вкрадчивый голос смущал девочку, вызывал у нее чувство неловкости; вместо того чтобы отвечать на вопросы доктора Гейнуэлла, она сжимала губы и молчала.

Мисс Мартин наклонилась вперед и холодно произнесла:

— Боюсь, доктор Гейнуэлл, что вам не стоит тратить усилия на попытки поговорить с этим ребенком. С момента прибытия в Тидмарш-Мэнор девочка не меняется — все так же замкнута и своенравна. Она совершенно неисправима.