Повесть о верной Аниске - [9]
Глава десятая
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
— Готовится страшное предательство!
— Петруша, ты врёшь, — сказала Аниска.
— Ничего я не вру, — с жаром зашептал Пертинакс. — Пусть, если я хоть словечко скажу неправды, из чистого неба прольётся дождик и кругом намочит меня!
Аниска посмотрела на небо — дождика не предвиделось — и спросила:
— Откуда ты знаешь?
— Я подслушал, — ответил Пертинакс, нагнулся поближе и чуть слышно зашептал ей на ухо. А у Аниски глаза на лоб выкатились, рот раскрылся, ресницами она моргает, брови хмурит.
Пертинакс кончил свой рассказ и воскликнул:
— И что теперь делать, ума не приложу!
Аниска поджала губы, вздохнула и сказала:
— Можешь не прикладывать, не стараться — всё равно ничего у тебя не получится.
Пертинакс не обиделся и спросил:
— А как же быть?
— Да помолчи ты, пожалуйста, — говорит Аниска. — Мельтешишь тут, как мотылёк, не даёшь мне собраться с мыслями. Отойди в сторонку, а я буду думать.
Вот она думала-подумала, всё обдумала, пошла к Анне Ярославне и ну поёживаться да покряхтывать, будто ей не можется. Анна Ярославна испугалась и спросила:
— Что с тобой, моя верная Аниска?
— Ox, — сказала Аниска. — Истомилась я вся. Дома-то небось каждую субботу в баньке парилась, а теперь, поди, целый месяц ни разу как следует не мылась.
— Ах, — сказала Анна Ярославна. — И я бы помылась, ты бы мне спинку поскребла. А то, по здешнему обычаю, всякими благовоньями прыскаешься, а мыться не приходится. Да и негде.
— А я знаю где, — сказала Аниска. — Вот ручеёк-то какой чистый течёт. Только очень уж мелко, по колени не будет. А подальше пойти, он небось станет поглубже, хватит и по шейку.
Анна Ярославна обрадовалась, захлопала в ладоши, воскликнула:
— Ах, пойдём поскорей!
— Лучше верхом поедем, — сказала Аниска. — Может, придётся подальше пойти — ножки у тебя притомятся.
Побежали они к конюхам, велели поскорей седлать Лебедя и Ворона. А Амальфея Никитишна услышала и спрашивает:
— Вы куда собрались?
Аниска отвечает:
— У нас аппетит совсем пропал, про еду вспомнить противно. Думаем немножко погулять. Верхом-то нас протрясёт, авось есть захочется.
— Погуляйте, — говорит Амальфея Никитишна, — Только далеко не забирайтесь. Когда завтрак подадут, я пошлю за вами пажа Пертинакса.
Сели они на коней, поехали по течению ручья и вскоре нашли глубокое место. Такое хорошее, будто его нарочно для их купанья приготовили. Воды достанет под самые подмышки, вода прозрачная, на солнце нагрелась. Дно чистое, видно, как там рыбки взад-вперёд шныряют и цветные камушки поблёскивают. Кругом ива и бузина густо разрослись. Стоят зелёной стеной, от чужого любопытного глаза надёжно укрывают.
Вот они разделись, попрыгали в воду, плескаются, друг другу спинки песком потёрли, покупались вволю и вышли на берег.
Аниска и говорит:
— Дай мне твоё французское платье разок примерить как оно мне будет к лицу? Может, я в нём покрасивей стану.
Анна Ярославна засмеялась и говорит:
— Моё платье на тебе не будет вида иметь. Плечи у тебя широкие, как у мужика, и нос курносый. Но ты не огорчайся, я тебя всё равно люблю.
— А если любишь, — говорит Аниска, — позволь мне хоть разок в твоём платье покрасоваться! Конечно, мне далеко до тебя и второй такой раскрасавицы на всём свете не сыскать. А всё же хочется мне хоть разок полюбоваться на себя. Примерю я твоё французское платье, посмотрюсь в воду, как в зеркало, и поскорей сниму. Не бойся, я осторожно — не порву!
— Чего мне бояться, — говорит Анна Ярославна. — У меня таких платьев много. Хочешь, так меряй.
Сама помогла платье натянуть, сама ей на спине зашнуровала, Аниска просит:
— Дай мне ещё твой золотой венчик на голову вздеть, чтобы уж всё было одно к одному.
Анна Ярославна сняла венчик, сама Аниске на голову надела, волосы ей поправила.
Тут Аниска вдруг как отпрыгнула от неё, побежала к коням, да не к своему Ворону, к Анны Ярославниному, к белой Лебеди. Вскочила она в седло, плетью коня хлестнула и ускакала.
— Куда ты? — кричит Анна Ярославна, а уж Аниска далеко. Не видать её.
Прискакала Аниска на дорогу, по которой им предстояло днём путь продолжать. Здесь она придержала поводья, пустила коня шагом. Едет она, исподлобья на придорожные кусты поглядывает, а сама белая как полотно, вся дрожит, и зубы стучат. Едет Аниска и думает:
«Узнают меня или не узнают? И что-то со мной сделают? Убьют иль живу оставят?»
И вдруг из-за поворота дороги выскакивают четверо незнакомых мужчин. Доспехи на них кожаные, большие мечи на перевязи висят. Лица закутаны шарфами по самые глаза, у одного из-под шарфа рыжая борода торчит. Схватили они белую Лебедь под уздцы, рыжий накинул на Аниску свой плащ, всю её с головой закутал, запеленал, так что ей не шевельнуться, не вздохнуть, не крикнуть.
Один из них посадил Аниску перед собой в седло, рукой крепко придерживает, чтобы она не могла вырваться. А она и не рвётся, смирно сидит. Они гикнули на коней, как помчались.
Сидит Аниска смирно, ничего ей под плащом не видно, куда это её везут. А сама думает:
