Повесть о верной Аниске - [6]
Немыслимый стоит шум: молоты грохочут, лошади ржут, железные пластины дребезжат, мужики свистом перекликаются — своего голоса не слышно. Приложили молодые дружинники ладони рупором ко рту, завопили:
— А-нис-ка есть здеся-а-а?
Им отвечают:
— А ми-сок тут не-ет-у-ти!
Они кричат:
— Не мис-ки, А-ни-ис-ка!
— А мис-ки в Гон-ча-ра-ах!
Плюнули молодые дружинники — здесь, мол, толку не добьешься, — пошли в Гончары.
В Гончарах под оврагом печи для обжига, а народу не видать. Сидят гончары по своим землянкам — на гончарных кругах лепят горшки и корчаги, кувшины и жбаны, черпаки и светильники. Деревянные круги вертятся, скрипят — по всей местности идёт треск, будто кузнечики в июльский полдень завели на лугу хоровод.
Вот показались два мужика, тащат на длинной доске сырые горшки обжигать.
— Эй! — закричали дружинники, поспешили гончарам на-речу, а склоны у оврага глиняные, скользкие. У одного дружинника ноги врозь разъехались. Он на одной ножке заплясал, да не удержался, брякнулся, гончаров сбил, они доску уронили, горшки все помялись. На крики да ругань другие гончары повыскакали.
— Носит вас здесь!
Пришлось дружинникам, ничего не узнав, поскорей убираться отсюда.
Уж к самой реке спустились. Здесь на берегу бабы вальками бельё колотят.
— А не знаете ли вы, молодицы да красные девицы, где Аниска проживает? — спрашивают дружинники. Побросали бабы вальки, спины распрямили, смотрят на них, глаза вылупили, а одна бабёнка, которая побойчей, говорит:
— А котору вам Аниску? У нас тут Анисок, как семечек в подсолнухе. Есть Аниска-кривая — под плетнём проживает. Есть Аниска-убога — к ней дальняя дорога. Есть Аниска-богата — без крыши её хата. Есть Аниска…
— Нет, нет, — говорят дружинники. — Нам таких не надо. Нам получше бы.
— И получше есть, на пальцах не перечесть. Какая ваша Аниска?
— Наша Аниска о семи братиках.
— Так бы сразу и сказали. Идёмте, я вас провожу.
Подошли они к Анискиному двору. Эта бойкая баба кличет:
— Эй, Аниска, выйди поскорей — дело есть!
Высунула Аниска голову в дверь, спрашивает:
— Какое дело? Мне некогда.
Дружинники говорят:
— Требует тебя княжна Анна Ярославна в свои хоромы.
Баба ахнула, руками всплеснула, валёк уронила.
А Аниска обрадовалась и говорит:
— Ой, вправду? А вы не врёте? Милая она, хорошая моя, помнит обо мне! Вы ей скажите, выберу времечко, непременно приду, навещу её. Сегодня некогда — хлеб пеку, завтра рубахи буду чинить, послезавтра избу белить, а в четверток обязательно приду. Так и скажите. Приду, мол, в четверток и гостинец принесу — репку со своего огорода.
— Ишь ты какая ловкая! — говорят дружинники. — Некогда ей! Ежели княжна требует — вынь да положь. Так как же решаешь? Пойдёшь добром или тебя насильно тащить?
— Зачем насильно? — говорит Аниска. — Я с радостью пойду. Только подождите немножко, а то у меня хлеб в печи сго… Ай, что это вы?
А они подхватили её под мышки и поволокли прочь.
Глава седьмая
БАШМАЧКИ
— Ах ты моя милая! Ты моя хорошая! Если бы ты только знала, как я тебя люблю! Уж я ждала-ждала тебя, думала, не дождусь.
Она сама повела Аниску переодеваться, подарила ей цветное платье и башмачки со своей ноги. У Анны-то Ярославны ножка маленькая, узенькая, с высоким подъёмом, в Аниска-то всю жизнь босиком шлёпала, растоптала пятки. Не лезут нарядные башмачки, никак ногу в них не втиснешь.
— Этому горю можно помочь, — сказала Амальфея Ни миишна, взяла большие ножницы, надрезала башмачки в двух местах, натянула Аниске на ноги. Надрезы под длинным подолом вовсе не заметны.
Встала Аниска на ноги, стоит качается. Так жмут башмаки, будто железные. Будто с каждым шагом по раскалённым угольям ступаешь. Ступила шаг, ступила другой, улыбается, а у самой на глазах слёзы.
Тут прибежала девушка, доложила, что княгиня Анну Ярославну к себе требует. Все ушли, и Аниска осталась одна.
Села она на пол, губу закусила, стягивает башмачок. Фу, еле стянула. Сидит Аниска на полу, смотрит на свои босые ноги, распухшими пальцами шевелит — шевелятся! «Недолго отдохну и опять обуюсь». Ан нет, ноги будто вдвое больше стали — не лезут башмачки, и всё тут. Аниска и так и этак их тянет-натягивает. Не лезут — вот напасть.
И вдруг слышит, кто-то смеётся.
Подняла Аниска глаза, а в дверях стоит мальчик.
Уж взрослый парень — лет четырнадцати, а такой чудной. Белый и румяный, как девчонка. Длинные волосы в кудри завиты, и на них шапочка с пёстрым пером. Кафтанчик на нём розового шёлка, короткий, чуть ниже пояса, а на ногах голубые суконные чулки и башмаки такие же. Стоит и смеётся. Как закатился, остановиться не может. Отведёт глаза в сторону, опять на Аниску посмотрит, опять зальётся смехом.
— Ты чего зубы скалишь? — сердито спросила Аниска и показала ему кулак.
Тут уж ему вовсе удержу не стало. Вдвое согнулся, руками всплёскивает, хохочет.
Аниска совсем рассердилась. Встала, зашлёпала босыми ногами по полу, подошла и башмачком его прямо по макушке, по шапочке стукнула.
Он перестал смеяться, выпрямился, поклонился и залопотал непонятное. Показывает себе на грудь и говорит:
