Повесть о Тобольском воеводстве - [34]

Не исключена возможность и того, что сын боярский Семен Ремезов, одетый уже в европейское платье, нес караул по охране ссыльных типографщиков — единомышленников Григория Талицкого, печатавшего воровские письма, будто Петр — антихрист. А может быть Семен Ремезов нес караул при ссыльных стрельцах астраханских или при ссыльных булавинцах, — те и другие оказались здесь, в Сибири.

Наконец, мог Семен Ремезов участвовать в экспедиции против беглых людей. Много таких развелось опять на Руси. Бежали от рекрутчины, от налогов, от вербовки на работу по постройке Петербурга, каналов, соединявших Балтику с Каспием, Волгу с Доном. Бежали, громя по пути усадьбы помещиков, бежали на юг, бежали и за Камень.

Беспокойное было время. И наверняка можно сказать — не отдыхал Семен Ремезов, сын боярский. Тобольск кипел. Прибывали все новые и новые люди. Одни оставались в городе, другие ехали дальше — кто на Алтай, кто к границам Китая, кто на далекую Камчатку. Тут были и чиновники, и ратные люди, и сыщики, и ревизоры, и ученые, и купцы. Духом небывалого оживления веяло по всей Сибири.

А в конце 1708 года объявил тоболянам воевода князь Михайло Михайлович Черкасский, сын умершего Михаила Яковлевича, что он — Михайло Черкасский — есть последний у тоболян воевода. Смотрите, мол, на меня и запоминайте! Ибо больше ни в Тобольске, ни в других городах Сибири воеводам не бывать. Царь, мол, Петр недаром посылал в Сибирь столько разных ревизий. Теперь, изучив, решил, что нельзя по-старому править страною. Ревизия воеводского управления показала, сколь много несовершенства и злоупотреблений имеется. И вот царь Петр, от всего этого сыскного дела устав, повелел воеводское управление уничтожить. «И будет отныне сибирская губерния, к которой приписаны двадцать шесть городов. И править сей губернией будет губернатор».

10

Конец пришел старому Тобольскому воеводству. Конец старине. Словно чувствовал это Семен Ремезов заранее, когда писал труд свой — летопись о днях стародавних.

Конец воеводству! Подсчитали тоболяне: за сто тринадцать лет перебывало в стольном городе сорок воевод. Сорок начальников, вольных и невольных, мудрых и простоватых. Всякие были. Правили как умели. Сибирь азиатцам назад не отдали, а наоборот — беспредельно расширили ее границы. Теперь же сказано новое слово: губерния. Двадцать шесть городов. Тобольский губернатор будет править и Тюменью, и Тарой, и Березовом, и Сургутом, и Томском, и Пелымом, и новой Мангазеей, что на Турухане, и Енисейском, и Кузнецком, и Ишимском, и Иркутском, и Нарымом, и Турханском, и Верхотурьем, и Красноярском, и Нерчинском, и Якутском, и Кетском и Кунгуром. Э! Да еще и городами за Уралом — Пермью великой, Чердынью, Солью Камской, Кайгородком, Яренском и даже Вяткой с четырьмя пригородами. Дивно! Как-то управится с такой обширной губернией новый тобольский воевода, то-бишь губернатор!

Семен Ульянович Ремезов видел приезд этого губернатора — юркого, непоседливого князя Матвея Петровича Гагарина, бывшего нерчинского воеводы, а затем президента Сибирского приказа. Гагарин явился в Сибирь с великой торжественностью — плыл на судне, сплошь обшитом алой тканью, чуть ли не под алыми парусами. Выходил Гагарин на пристанях, принимал хлеб-соль и переименовывал бородатых растерянных воевод в коменданты. Прибыв в Тобольск, Гагарин осмотрел воздвигнутый Семеном Ульяновичем на горе новый каменный город. Сказал — работу надо продолжать еще и еще. Мало построек, город должен стать волшебно красивым. «Дам тебе скоро искусных помощников! Таких инженеров, что и Москва не видывала. У меня с царем уже договорено!»

И действительно, вскоре прибыли в Тобольск пленные шведы из-под Полтавы. Гагарин сразу распределил, кто из них что будет делать. Прусскому уроженцу фон Врехту, взятому со шведами под Полтавой, Гагарин посоветовал открыть в Тобольске школу. Других умников приспособил Гагарин заняться переводом азиатских книг — предъявил сочинение Абулгази-Багадур хана о монголах и татарах. А шведских инженеров отдал в распоряжение Семена Ульяновича.

Замечательные новые строения воздвигли эти шведы на Троицкой юре. Там возникло несколько больших домой, палаты над крепостными воротами, грандиозная арка, получившая название шведской. Скандинавским средневековьем веет от этих грандиозных стен, украшающих и поныне Троицкую гору. Договорился Гагарин со шведами и о том, чтоб отвели они русло Тобола, — воды реки подмывали городской берег. Прорыт был канал, и Тобол пошел новой дорогой.

Тобол — река, давшая имя стольному городу сибирскому, — пошла по новому руслу. Не вся ли жизнь сибирская пошла по новому руслу в эти годы? Чужебесие? Этого слова теперь никто не боялся. Иноземцы пришли в Сибирь не хозяевами, но покорными слугами неукротимого царя.

Семен Ремезов видел, как Гагарин послал многих из этих господ в дальний путь по Иртышу с экспедицией, отправленной на юг искать золотые пески страны Эркеть, а может быть и дорогу в Индию, ту дорогу, о которой когда-то расспрашивал видальцев и бывальцев Семен Ульянович, — дорогу к верховьям индийской реки Ганги. Трехтысячный отряд готовился встретить следующую весну в солнечном Туркестане. Руководители этой экспедиции, несомненно, познакомились с «чертежами» Ремезова. Обратили они внимание на пометку Семена Ульяновича о том, что над устьем реки Оми, на краю степи калмыцкой, пристойно быть новому городу, Омскому городу! Едва ли они интересовались устьем какой-то Оми. Сказочные сокровища востока, Китай, Коканд, Индия — вот что манило путешественников. Ремезов знал это.