Повесть о Сверкающей Равнине, что звалась также Землей Живущих и Полями Бессмертных - [12]

Земля гола —

Все зима взяла;

Дуют ветра

Средь полей и двора;

Под кровом – люд;

Весь прибыток – что ткут.

В пальцах проворных

Челнок скользит,

Тканей узорных

Отраден вид.

Бард поет про лето:

Как в знойный день

В лучах согретый,

Зреет ячмень.

В назначенный срок

Замер челнок;

Нить не бежит,

Батан забыт.

В пляс зовет напев

И мужей, и дев.

Но пока не нарушит

Затишья струна,

И деды не осушат

Чаши до дна,

Всяк прислушаться хочет

К гулу ветров;

То – ткется ночи

Въюжный покров.

Люд бьет челом

Тем, кто строил дом:

Прочен крыши свод,

Крепок стен оплот —

Руками отцов

Встарь отстроен кров!

Тут в рев буранный

Вплелся звон струны,

О потехе бранной

Забыли сыны.

За парой пара

В пляске кружат,

Юный и старый

Празднеству рад.

Что ветреный фьорд

Тем, кто сердцем тверд?

Что шторм и волна,

Если смерть не страшна?

Темной ночью, в шквал

Мы сыщем причал;

Ярится кипучий

Прибой у скалы,

Гон затеяли тучи,

Но росы – светлы.

Ло, а вот и долина!

Вдали – огни.

Во мраке пустынном

Путь укажут они.

Кто сорвал замок,

Взойдя на порог?

Что за гости пришли

Из чужой земли?

Щитом и мечом

Им окажут прием!

Ло, свершилась забава!

Ло, нем чертог:

Кровь слева и справа,

Лег к клинку клинок.

Кто – сражен, чья – награда?

О, морской народ -

Люд просит пощады

У новых господ!

Дол в сумрак одет —

Грядет рассвет.

Разбудила лог

Поступь многих ног.

Вспять брошен взор

На дом и двор.

Ждет обшитый дубом

Чертог морей,

Спорить с ветром любо

Сердцам бунтарей.

Владыки на троне

Дрожат, смущены,

При вестях о погоне

Коней волны.

Едва отзвучала песня, загремели в зале крики и смех, и мужи вскочили на ноги, потрясая мечами над чашами, в то время как Халльблит хмуро взирал на их веселье. Последним поднялся вождь и громко потребовал прощальную чашу перед отходом ко сну, и чаша обошла зал, и всяк к ней приложился. Затем рог возвестил конец дня, и вожди удалились в свои покои, а остальные ушли во внешние пристройки или разлеглись прямо на полу, и вскорости на ногах никого не осталось. Тогда поднялся Халльблит, и пошел к назначенной ему откидной постели, и прилег, и проспал, не видя снов, до утра.

Глава 8. Халльблит снова всходит на корабль и отплывает с Острова Выкупа.

Когда Халльблит проснулся, солнце проникало в зал сквозь окна над кладовкой, и народу в доме осталось немного. Но как только оделся юноша, подоспела к нему старуха, и взяла его за руку, и подвела к столу, и знаком дала понять, чтобы тот поел, чего нашлось; и Халльблит послушался; а когда позавтракал он, явились люди, и подошли к откидной кровати, где лежал Убеленный Сединами, и подняли его с постели, и вынесли за двери. Тогда старуха принесла Халльблиту его оружие, и тот надел кольчугу и шлем, перепоясался мечом, взял в руки копье и вышел за порог; и там, у самого крыльца, возлежал Убеленный Сединами на носилках, запряженных лошадьми. Засим подошел к нему Халльблит и поприветствовал его; и ответствовал старец:

– Доброго дня и тебе, сынок, рад тебя видеть. Сильно ли тебе досталось прошлой ночью?

А Халльблит видел, что те двое мужей, кои вынесли недужного, переговариваются промеж себя; и оглянулись они на гостя, и расхохотались издевательски; так что сказал он старцу:

– Вольно ж глупцам испытывать мудрого; так оно и случилось прошлой ночью. Однако, как видишь, жив я и здоров: ибо что вреда в лицедействе?

Ответствовал старик:

– То, что видел ты, не вполне лицедейство; то делалось согласно нашим обычаям, и мало что изменилось бы, кабы тебя не было в зале. Скажу больше: порою на пирах не дозволяется вкусить снеди либо вождям, либо простым воинам, до тех пор, покуда зачинщик не бросит нам вызова, и не выйдет к нему ответчик, и не вступит в бой, и не завершится поединок. Но вы, люди, что мешает вам подойти к лошадям да отправить в путь вождя, что сам уже для странствий не годен?

Засим поспешили мужи к лошадям и повели их вниз по долине вдоль реки. Халльблит собрался было последовать за ними пешком, но тут появился из-за дома отрок, ведя за собой рыжего коня, и подвел его к Халльблиту, словно приглашая садиться. Юноша вскочил в седло и мигом поравнялся с носилками Убеленного Сединами. Иных домов по пути не встретилось; только тут и там, у загона либо коровника попадались одинокие хижины; ехать было легко, ибо вдоль реки дорога пролегла накатанная да гладкая; так что и двух часов не прошло, как добрались они до того места, где помянутая река впадала в море. Песчаной косы там не оказалось, ибо сразу у берега дно уходило вниз на десять морских саженей; то была просторная гавань, со всех сторон окруженная землей, если не считать узкого прохода между черных отвесных утесов. Эта гавань, надо думать, могла приютить немало могучих кораблей, однако сейчас стоял там только один корабль – с широким обводом, невеликих размеров, но превосходно отделанный и в самый раз для выхода в море.

Тогда, времени зря не теряя, мужи сняли старца с носилок и внесли его на борт, а Халльблит поднялся следом, словно так и надо. Воины уложили Убеленного Сединами на полуюте под навесом из дорогой ткани, а затем отправились восвояси тем же путем, каким пришли; Халльблит же присел рядом со стариком, а тот обратился к нему и сказал так:

– Видишь, сынок, как легко нам двоим доплыть до земли, куда оба мы стремимся? Но, сколь просто тебе поехать туда, куда мы едем, столь же трудно оказалось бы для тебя отправиться в иные места. Скажу более: хотя многие с Острова Выкупа жаждут проследовать тем же путем, никому это не суждено до тех пор, покуда мир не состарится еще на год; а тот, кто поедет через год, будет во всем мне подобен: и старостью, и дряхлостью, и ехидною речью, и прочим; и теперь, когда меня нет, он примет то имя, с которым ты можешь обращаться ко мне сегодня, то есть Праотец. Рад ли ты или нет, о Халльблит?