Повесть о потерянном времени - [8]

Но это так только, отдельные, можно сказать, досадные в некомфортности своей фрагменты, проистекавшей на благословенном участке земной поверхности содержательно наполненной жизни. И участок этот занимал целую шестую часть земной тверди многострадального нашего земного шарика. Шарика, который уже начал потихоньку орошаться едкими в кислотности своей дождями. И этот постепенно прокисающий шарик начал уже потихонечку вкатываться в эпоху спорного потепления прилегающего к нему климата. Впрочем, спору собственно и не было тогда никакого. Споры появились уже сейчас, но опять же, только по поводу периодичности наступления этого самого потепления. А по поводу самого факта его наступления уже нет! Никто не спорит. Утихомирились, наконец, разномастные ученые, приводя в порядок разорванные в клочья бороды. А зачем попусту портить и без того редеющую растительность? О чем, собственно, можно теперь так вот предметно спорить, когда уже давно растаяла ледяная шапка на вершине самой знаменитой африканской горы Килиманджаро?

В общем, за исключением отдельных шалостей, абсолютно все негативные явления зарождались и проистекали в то время на остальных пяти шестых частях суши, подвергающихся хищнической эксплуатации со стороны многочисленных представителей общества потребления. Общества над которым порочно обнажил в зверином оскале свои тогда еще внешне крепкие, но уже подверженные скрытому кариесу зубы, циничный капитализм. А на гордом острове сбалансированных социализмом потребностей можно было еще с полной уверенностью в завтрашнем дне наблюдать положительно-продолжительные явления первородно-естественной природной гармонии.

И в эти созерцательно-умиротворенные минуты появления на небосводе радуги вовсе не хотелось тогда думать о пороках мирового общества, а тем более не хотелось думать о идущей где-то совсем недалеко войне. О войне, громыхающей преимущественно по ночам и всего-то навсего в двух локтях отсюда по генштабовской карте! Ну а если не по расстоянию, а по времени мерить, то в каких-то шести часах неторопливого военно-транспортного лета. А война эта, она ведь не просто так идет. Она ведь началась во искупление неизвестно откуда вдруг взявшиеся у нас интернациональных долгов. Долгов, вдруг как-то сразу так образовавшихся у всех без исключения республик СССР перед одним, хоть и внешне очень дружественным издалека, но слегка чем-то обиженным народом Афганистана. Ну что же, бывает такое хоть и не очень часто. Сама история подтвердила, что такое в принципе возможно. Задолжали как-то все разом народцы, населяющие территорию захудалого СССР, сынам великого афганского народа. И никто здесь не виноват. Так уж в историческом контексте как-то само-собой, случайно все образовалось. Сделать что-нибудь еще, чтобы как-нибудь так без долгов все образовалось уже в ту пору было совершенно невозможно. И теперь уже надо было как-то выкручиваться. Чтобы, значит, не опухшим от слез бессилия лицом в грязь. А чтобы значит с гордо поднятой над долговыми обязательствами головой. Долг он ведь тем и хорош, что платежом красен.

Сначала, правда, как всегда (для вида просто) покапризничали слегка — откуда долг-то? Не помним мы про него совсем. Ну а раз капризы вначале обязательны, то пришлось отказать-таки этому насквозь великому афганскому народу. Хотя народ-то этот поначалу много-то и не просил вовсе. Просил-то всего хоть какой-нибудь малюсенькой военной поддержки и не для чего-нибудь, не для какого-нибудь личного обогащения, а для достойнейшего дела: начала строительства социализма еще в одной соседне-дружественной стране. Захотелось, знатчица, этим новоявленным кредиторам-братьям у себя островок относительного благополучия забабахать. Обзавидывались все. Мол — у вас-то есть, вам хорошо и нам тоже хочется. А коль у вас есть, а у нас пока нет, то за вами и должок! (Это было очень похоже на современный анекдот про справедливый гнев «гаишника», остановившего на дороге «нового русского», который каждый день в течение долгого времени отстегивал «гаишнику» бабки за каждую не пойми зачем остановку, а потом вдруг куда-то на две недели пропал. «Ты где был, мерзавец, — орал, не помня себя от радости, внешне возмущенный «гаишник». «Да вот, знаете ли, на Канары на две недельки махнул. Отдохнуть там и все дела. Три года без отпуска», — испуганно лепетал «новый русский». «Вот, сволочь, — с утихающим раздражением думал про себя внешне гневный гаишник, — отдыхал он! И все ведь за мои бабки!») Тогда ведь многие хоть и знали о том, что делиться — это все же иногда бывает полезно, но в слух об этом не говорили и делиться не спешили. А сегодня это делают почти все, а г-н Лившиц и смело говорит о необходимости этого действа с экранов телевизоров. Те, кто делится они благодаря этому-то только и живы до сих пор. А тогда — нет! Не овладело это понимание еще серыми народными массами и их вождями. Не проникла еще эта мысль в серое общественное сознание.

И именно поэтому, из-за серости-то этой и отказали по-первости велико-просящему народу. Не всему народу конечно же. Всему-то, тем более такому великому, как откажешь? А потому-то и отказали очень хитроумно в бесшумности своей, даже, можно сказать, дипломатично очень даже отказали! Отказали всего-то-на-всего одному только официальному лицу товарища Тараки. Несмотря на то, что лицо это вполне официальное было и давно уже очень даже хорошо знакомо было всему без исключения тогдашнему руководству СССР. И при этом прозорливо-правильно все сделало тогда наше руководство. Не обращая абсолютно никакого внимания на свою серость. Вскоре ведь одинокое лицо товарища Тараки было изрядно подпорчено, просто доведено до синевы, а затем и вовсе стерто с лица земли другим искателем всеобщего счастья, правда, уже совсем не товарищем тогдашнего руководства СССР. Этого не товарища тогда все промеж собя так и называли — «нетоварищ» Амин. И по другому совсем (но, исключительно промеж собой) называли они этого незадачливого Амина. Но здесь нельзя сказать точно, как именно они называли его. Получится совсем уж даже не по литературному. Ну а тут, когда этот гад еще вдруг вздумал такое утварить с другом-Тараки! Несмотря на письменное обращение нашего Генерального секретаря! Тут чаша терпения серого руководства была переполнена. Факт гнусного убийства очень сильно возмутил, можно даже сказать очень сильно возбудил руководство великой страны. Такого полного беспредела откровенного аминовского хамства в отношении только что целованного взасос всеми членами Плитбюро ЦК КПСС «дружища» Тараки не ожидал никто. А возбужденно возмутившись, правители тут же и организовали вполне справедливое наказание для этого зарвавшегося хама. И возмездное наказание закончилось довольно удачно для тогдашнего руководства СССР — никто из этого руководства при штурме дворца Амина не пострадал. Окрыленное успехом проведенной операции тогдашнее старовато-сероватое руководство сразу же вызвало к себе нового своего товарища Кармаля. Свято место ведь пусто никогда не бывает. И с покойниками дружить всегда хлопотно. А тут такой живой и энергичный. Всегда не скрывающий своего желания стать главой такого величайшего во всей истории народа, особенно в ту пору, когда ему, величайшему этому, так сильно во всей округе задолжали. И вот, важный претендент, облачившись в новый костюм, в котором он явно чувствовал себя так, как мог себя чувствовать случайно отловленный в пустыне бедуин, затянутый в тесные средневековые дворянские одеяния и доставленный ко двору французского короля для подписания договора о подданстве, рискнул вдруг повторить на радость всем будущим душманам старинную просьбу почившего в бозе Амина. И риск этого живущего своей жизнью костюма, поддерживающего подбородок не известного еще широкой общественности лица товарища Кармаля оказался оправданным! Новый друг тоже был неистово зацелован взасос! Но на этот раз за засосом последовали конкретные действия! Кармаль же понял, что действия непременно последуют только после последнего в усталости своей хлюпающего засоса. Понял, устало отирая с потного в страхе риска лица своего, прокисшие слюни престарелых вождей. Неистово, но как можно незаметней (дабы ненароком не оскорбить старческой сентиментальности), отирая свежим дипломатическим платочком своим застаревшую свежесть склизких остатков проявления чувств, он краешком своего выросшего в коварной ночи уха успел уловить многочисленные шепелявящие шептания. Шептания эти вырывались из многочисленных шипящих протезами уст и, многогранный смысл их утопал в сложившейся какофонии, но основное, лейтмотив, так сказать, или же квитэсецию, как кому нравится, Кармалю удалось без ошибочно тогда уловить (кстати, квинтэсеция Кармалю всегда нравилась не сравнимо больше). Квитэсеция содержала следующее: «Ребята, гхе-хе, кха-кха, а ведь ей-ей, за нами-то все ж, как ни крути, а должок-то числится! Причем должок-то этот самый что ни на есть интернациональный! Как же мы могли про него забыть?! Может, это старость уже невзначай подкралась к нам? Что-что? Ах, да, мы ведь совсем еще молоды. Война с германцем только ведь недавно-то совсем еще закончилась. А там мы совсем ещё пятидесятилетними пацанами-то были. Так в чем же дело? Как проморгали мы эти священные обязательства? А, ну да, наверное, какой-то очередной заговор. Наверное, как всегда, это слюнявое МИД нам вовремя про долги наши не напомнило. Спят они, как всегда, эти бездельники! Мы— то своим партийным чутьем давно уже ущучили: что что-то все-таки здесь не так! Неладно как-то все идет. А поэтому и не спокойно на партийной нашей душе. Недомолвки всегда какие-то и недосказанностть. А тут вдруг — бац! И прозрение такое на нас вдруг снизошло! Такое, прямо таки очень даже приятно-бодрящее воспоминание! Возбуждающее такое! Ай да Кармаль! Ай да Боря! Ай да сукин сын! Пронял-то как, этот шельмец! Недаром ведь работал когда-то послом в насквозь дружественной нам Чехословакии! Как ведь все толково преподнес, паскуда! Что-что? МИД утверждает, что ничего мы никому не должны? Неудачным опытом Великобритании в такой дружественной нам стране пугает? Это в стране, которая слезно нас к себе зовет? И не по пьяному делу ведь зовет-то, Кармаль-то он ведь вроде бы трезвый был? Да, все говорят что Боря был как стеклышко. Мусульмане-то они ведь вообще не употребляют алкоголя. Так чего им надо тогда? Этим холеным врунам-дипломатам? Может они думают, что Боря был обкуренным? Опия ведь у них там хоть завались. Да нет, вроде не отлетал никуда он сознанием. Вполне убедительно клянчил возмещение долга. Чего же еще надо этому МИДу? Ну да, конечно же, это ведь у них работа такая — очень грамотно врать. Их ведь этому сызмальства обучают в ихнем МГИМО. И не каждый так сумеет — с утра до ночи все время врать. Простой какой человек соврет, к примеру, пару раз за день для своей пользы, а то и без пользы соврет, просто так, привычки ради и кается вечерком после выпитой чарки. А дипломаты эти, профессионалы-то наши— нет! Никогда ни в чем не покаются они. Даже после литра коньяка. Врут себе всю дорогу напропалую без всяческого зазрения никогда не бывшей у них совести: собьют, к примеру, наши доблестные ПВО какой-нибудь нарушивший наше воздушное пространство самолет, и совершенно ведь справедливо собьют! А как же — он ведь нарушил, гад-то такой! Поэтому должен быть любой ценой сбит! Все так в этом мире поступают. Особенно самые демократически продвинутые государства! А наши завравшиеся вконец дипломаты тут же сообщат: «Нарушивший наше воздушное пространство неопознанный никем объект скрылся в неизвестном направлении с экранов наших особо чувствительных радаров». Понятное дело, что объект куда-то скрылся. Попрубуй-ка ты еще полетай, когда из фюзеляжа торчит даже не разорвавшаяся полутонная чушка ракеты класса «воздух-воздух». Очень трудно с ней летать. Сильно нарушена аэродинамика. Но врать-то зачем? Надо всегда и всем говорить правду. Всю правду и прямо в лицо. За исключением неизлечимо больного люда. Возможно, это будет выглядеть туповато. Ну и пусть, зато так — гораздо гуманней. А потому как рушит все иллюзии. Но этим долбанным дипломатам… Им ведь, как в народе говорится — хоть ссы обильно им в глаза, все божья для них роса. Все с них, как с гуся вода. Поэтому-то и народ-то наш правдивый, в это самое МГИМО — главную школу их цивилизованного вранья и не стремятся зачислять никогда. В эту кузницу внешне респектабельных лжецов. Поэтому-то это погрязшее в коррупции заведение и называется у народа «мимо».