Повесть о полках Богунском и Таращанском - [82]

Петлюра бежал, а таращанцы спокойно парились в Бердичеве.

— Он и от нашего пару, как от орудийного жару, знай только пятки намазывает! — шутили бойцы.

Щорс еще утром написал письмо Кочубеям — Денису и Петру в Городню, прося у них подкрепления добровольцами.

Щорс вручил письма дожидавшемуся связному от Кочубея и немедленно лег спать, уставший до изнеможения, но с переполненной и успокоенной всеми событиями душой, разнеженный баней. Ему снились нигде не кончающаяся песня Паганини и волки с огненными глазами, то отступающие назад, то наступающие, Щорс сжимал в руках ручной пулемет, с которым спал в обнимку, и спросонья ему казалось, что он прижимает к плечу чудесную скрипку.

А светящиеся волчьи глаза все расширялись, расширялись и наконец превратились в огни приближающихся паровозов, мчавшихся прямо на него. И вдруг поднялся невероятный грохот, и Щорс проснулся.

Проснулся он от настоящего грохота. Он быстро вскочил и бросился наружу, на бегу уже соображая, что в руках у него не скрипка, а пулемет.

Прямо против него светились только что-то приснившиеся глаза паровоза. Видно, они-то и осветили окна вагона и лицо спящего, вызвав мгновенное сновидение, — как это часто бывает: снится целый год, а проходит одна секунда.

Это прибыл «Грозный», ходивший в разведку под Шепетовку.

Табукашвили спрыгнул с лестницы бронебашни, крича на ходу:

— Шепетовка наша! Но кавалерия не может ее закрепить, только мечется кругом. Немедленно нужно подкрепление пехотой. Линия не повреждена, я ее поправил в двух-трех местах. Прикроем бронепоездами.

— Сигналь сбор! — крикнул Щорс дневальному, и тот выпалил ракету.

Мигом все оживилось на вокзале. Засуетились бойцы, спавшие по эшелонам. К Щорсу подбегали командиры.

— Идем на Шепетовку, — объявил им Щорс. — Выгружаемся не ранее Полонного. Пойдем на всех парах, под броневиками. Быть готовым к бою. Батько Боженко через Чуднов пойдет на Новоград.

Батько, раскидывая бурку, обнял Щорса, поцеловал его крепко и сказал:

— Розибьемо! Пидвези мене по зализници, а там я у поле — и рысью марш!..

Пока между Вапняркой — Баром — Старо-Константиновом — Шепетовкой зажималась в клещи одна половина петлюровских войск, другая половина войск директории— армия Коновальца— пыталась прорваться к Киеву от Житомира и Коростеня.

Группа войск у Коростеня была подчинена Богенгарду; но пока не прибыли на этот участок богунцы, на участке дарила невообразимая паника, внесенная прежде всего изменившим Струком, петлюровским перебежчиком. Как только Петлюра прощупал при помощи своих «струков и байструков», что в нашем тылу воцарилось благодушие и некоторые участки — и прежде всего северо-западные — оставлены чуть ли не без призора, он немедленно бросил армию Коновальца на это направление, развязав себе перемирием руки в Галичине.

Мало того, по договоренности с Пилсудским, он добился того, что и белополяки, сняв свои войска из-под Львова, перебросили их к Минску и шляхетский корпус Галлера обложил линию Ровно — Житомир.

Первый момент паники, когда и Коростень, и Житомир, и Бердичев были одновременно взяты и галичане по трем направлениям устремились к югу, — смешал и спутал все, что было первоначально в планах командукра.

Но теперь мысли его обратились к Первой дивизии и ее боевым командирам Щорсу и Боженко.

Однако, не доверяя «своенравному старику» Боженко в общей стратегии, его подчинили непосредственно Щорсу, единственному человеку, которому батько безусловно доверял и подчинялся. А собственно щорсовскую, наиболее дисциплинированную и вышколенную часть — богунцев — подчинили Богенгарду, командовавшему Одиннадцатым полком на коростенском участке.

Богунцы подошли к тетеревскому мосту у Ирши, когда неприятель, выведав через свою контрразведку, что идут непобедимые богунцы, решили отступить целой армией перед одним Богунским полком и взорвать за собою мост на Тетереве.

Бикфордовы шнуры догорали на мосту. Но богунцы бросились на мост, затоптали дотлевающие шнуры под пулеметным огнем и как ни в чем не бывало оседлали спины бегущим в паническом страхе петлюровцам, не ожидавшим и от отважных такой смелости. Сам атаман Коновалец, по слухам, застрелился в этот же день. Во всяком случае, он исчез и больше не появлялся.

В течение недели богунцы разгромили Коновальцеву армию и вернули и Коростень и Житомир.

Апрельский разгром Петлюры так поднял доверие у широких масс к силам Красной Армии и советской власти, что вся Волынщина и Подолия поднялись в тылу Петлюры против его карательских экспедиций и пошли на него с вилами, кольями и топорами.

Богенгарду приказывалось преследовать противника бронепоездами и пехотою, причем главный удар направить на линию Черняхов — Житомир, заняв который продолжать преследование в сторону Новоград-Волынска. Покусу — наступать на линию Житомир — Кодня с целью отрезать противника от Бердичева. Щорсу — на Шепетовку, Крючковскому — на Каменец-Подольск.

Таким образом, все движение развивалось к Проскурову, как к исходной точке, и Щорс, изучая намеченное планом командования движение и наблюдая его развитие, полагал, что последнее, решительное сражение должно будет разыграться под Проскуровом, куда он и намерен был устремиться.