Повесть о печальном лемуре - [13]

В подтверждение тому — такое вот маленькое произведение Михаила Сергеевича, посвященное Елене Ивановне Затуловской, твердость характера которой восхитила автора. Надо ли говорить, что в основу рассказа положены реальные, а вовсе не вымышленные события.

Рыбий жир

В ясли-сад Леночку мама собирала обстоятельно, хотя торопиться, конечно, приходилось — работа на «Лампочке», Московском электроламповом заводе в готическом дворце на Электрозаводской улице, где в самом начале того еще, двадцатого века открылась первая в России мастерская, выпускающая электрические осветительные лампы, а во время нежного Лениного ясли-садовского возраста там чего только не производили, даже такую диковину, как цветные кинескопы, — так вот, работа там начиналась в восемь, и опаздывать — ни-ни. К тому же свой, мэлзовский детсад был уж очень хорош, устроиться туда было непросто, и дисциплина там была не мягче, чем на самом заводе. Мама надевала на Леночку белоснежные чулочки (колготок еще не придумали, а если и придумали — так это там, за границей, а у нас они появятся в широком обиходе лет через десять) — только свежестиранные, второй раз надеть — Боже упаси; беленькие трусики (зимой — штанишки с начесом); шерстяное платьице с белым же воротничком; непременно — чистейший передничек (сами понимаете, какого цвета, причем еще один брался в запас на случай, если с первым произойдет какая ни то неприятность вроде пятнышка); ну и по белому банту в каждую туго заплетенную косичку.

Такая гигиеническая безупречность, такая неумолимость в отношении к телесным покровам не ограничивались пространством яслей-сада. По выходным, гуляя с мамой или тетей во дворе или парке, Леночка возвращалась домой в накрахмаленном платьице без единой помятой складки, словно только-только его надела. Она лишь наблюдала, как другие дети суетятся вокруг, лепят из песка куличики, падают (фу!), обдирают коленки, пачкаются — до чего противно, глупо, унизительно.

Так вот, все это пенно-белое великолепие, аккуратно шагая за руку с мамой Верой, осторожно перемещалось в пространстве, пока не оказывалось в детском саду у личного шкафчика с грибочком на дверце, где с Леночки снимали лишнее (например, зимой — кофточку) и меняли уличные туфельки на тапочки (белые ли — догадайтесь). Ну да, это уже в садовском возрасте Леночка шла ножками, а в ясельной группе проявляла отменную строптивость: «Обратно пойду, а туда несите!» И что было делать, мама несла. Но то было раньше. А сейчас уже подросшее дитя, по прибытии к шкафчику, поступало в распоряжение воспитательницы Эллы Андреевны и отправлялось в игровой зал, где ползало по полу с дюжину детей, занимаясь кубиками, куклами, машинками и игрой «Поймай рыбку». Элла Андреевна привычно подставляла Леночке стульчик (сесть на пол, испачкать трусики и/или чулки? — вы с ума сошли). Дитя садилось и чинно, буддой, сидело, снисходительно поглядывая на бессмысленную суету неряшливых созданий, копошащихся вокруг, пока не наступало время «второго завтрака»: молока с булочкой. Элла Андреевна должна была проследить, чтобы в молоко не просочилась какая-нибудь шальная пенка, что изредка случалось и приводило к категорическому отказу Леночки пить полезную жидкость. Ну а булочка почти всегда оказывалась невостребованной. Пропустим несколько часов, отделяющих второй завтрак от обеда, за которые мало что примечательного могло произойти, если только случайно по какой-нибудь уж очень экзотической причине фартук Леночки утрачивал свой безукоризненный вид. Вот тогда розовый треугольный ротик малютки раскрывался и детский сад оглашал рев, от которого разбегались все окрестные коты на площади Журавлева (бывшей Введенского), где неподалеку от завода и располагался детский сад. Впрочем, звук этот мгновенно замирал, как только Элла Андреевна меняла фартук на запасной, хранящийся в шкафчике с грибочком.

Итак, обед. Собственно ради этого момента мы и затеяли наш рассказ. Детей усаживали за длинный общий стол, ставили перед ними тарелки с супом, справа ложка, слева блюдечко с двумя кусочками хлеба — один белый, один черный, — но, прежде чем дети могли приступить к еде, каждому ребенку вливали в рот по чайной (а может быть, десертной) ложке рыбьего жира, получившего в наши просвещенные времена благородную кличку «Омега-3». А в то время это была совершенно мерзкая вонючая жидкость, впрочем, как утверждают, весьма полезная для хрупких растущих детских организмов. Нянечка обходила сидящих детей и совала им в рот ложку с этой гадостью. Дети безропотно ее глотали и спешили заесть супом. Все — кроме Леночки. Ее розовый ротик был неизменно крепко сжат, и туда не могла проникнуть даже тонюсенькая паутинка, не говоря уж о ложке. Такое демонстративное неприятие ребенком витамина (кажется, Е, а может быть, и А) началось с первого дня посещения садика, и в конце концов нянечки стали просто выливать рыбий жир в ее суп. Ха! Нашли дуру! Леночка суп, оскорбленный таким непотребным вливанием, отказывалась есть столь же категорически. В богатой педагогической практике Эллы Андреевны случалось всякое, но она гордилась тем, что рано или поздно всегда побеждала упрямца. Если в первые дни сердобольные нянечки убирали остывший нетронутый суп и давали девочке второе блюдо, а потом и кисель, то со временем Элла Андреевна решила поставить на своем: если ребенку положено пить рыбий жир, он будет его пить! И начало такой тактике педагогиня решила положить как раз в этот день. Далее все шло как обычно: Лена сжала ротик, отвергая ложку с рыбьим жиром, жир это рыбий был вылит в суп, Лена молча сидела, пока все дети не съели свой суп и не получили котлетку с пюре. Лена сидела перед супом. Элла Андреевна молча наблюдала за происходящим. Дети съели котлету. Лена сидела. Дети выпили компот из сухофруктов. Лена сидела. Детей отвели в спальню — тихий час. Лена сидела над жижей, подернутой жирной пленкой. Дети, подремав в кроватках, перешли в игровую комнату. Ни один, как принято писать в романах, мускул не дрогнул на лице Леночки. Но вот уж вечер. Родители стали разбирать детишек, и Вера Аркадьевна, не найдя дочку у грибочка, заглянула в столовую и увидела ее гордую головку с бантиками над тарелкой с чем-то темновато-бурым. Больше в столовой никого не было. Мама была несколько озадачена, но не придала значения странной картине.