Повесть о парашюте - [6]
Звание Красного военного летчика Л. Г. Минов получил в 1923 году. Он много и плодотворно работал в области самолетовождения по приборам, так называемого «слепого полета».
В 1929 году Минов был направлен в США для изучения парашютного дела. Находясь в командировке, он совершил три прыжка с парашютом и получил диплом парашютиста. С тех пор он энергично занялся обучением летного состава наших Военно-Воздушных Сил парашютному делу.
Свои занятия мы начали с изучения устройства и действия тренировочного парашюта, осваивали — пока на земле — технику прыжка, отделение от самолета, действия в воздухе, приземление. Увлеченные новизной дела, мы по десятку раз влезали в кабину самолета АНТ-9, с которого планировался первый ознакомительный прыжок.
Наконец наступил долгожданный прозрачный, солнечный день. Туманная дымка над Евпаторией растаяла. Будем прыгать. Получив приказ готовиться к прыжку, я еще раз осмотрел парашют, Тщательно уложил его для прыжка, подогнал подвесную систему под свой рост и в назначенное время, вместе с пятью другими летчиками, был на летном поле.
Трехмоторная машина нервно дрожала, готовая пойти в воздух. Мы расселись в удобные кресла самолета. Последним, проверив посадку парашютистов, вошел в самолет по железной лесенке наш инструктор и выпускающий Минов. Дан старт. Самолет, ревя моторами, все быстрее и быстрее бежит по взлетной полосе, плавно отрывается от земли и набирает высоту. В застекленные окна кабины я видел, как уплывает назад выложенная на аэродроме буква «Т» — посадочный знак, ангары.
Как-то пройдет прыжок? Все мы сосредоточенно смотрим на Минова, словно у него ищем ответа. А самолет тем временем плавно делает последний разворот и ложится на прямую, проходящую через посадочный знак. Минов открывает дверь самолета и, держась за ручку, смотрит на землю, определяя точку отделения от самолета. Расчет произведен. Взмахом правой руки Леонид Григорьевич подзывает первого парашютиста, пристрелочного, который, прыгнув, должен уточнить расчет, чтобы мы могли видеть, куда он приземлился. Я и мои товарищи сидим не шевелясь, запоминая все движения пристрелочного.
Вот он подходит к краю кабины, ставит на борт левую ногу, правой рукой берется за вытяжное кольцо, отодвигает запасной парашют вправо. Мы все, незаметно для себя, приподнимаемся со своих мест — так велико наше напряжение. Минов слегка касается рукой плеча парашютиста, и тот, сгибаясь в пояснице, наклоняется вперед и бросается вниз!..
Не отрываясь, я смотрю в окно и вижу, как парашютист летит вниз, раскинув ноги. Ясно видны стоптанные подошвы его сапог, искривленные каблуки: Еще мгновение, и над ним вспархивает маленький вытяжной парашютик, который тянет за собой основной купол. Потом вся эта система вытягивается в длинную «колбасу» — и вдруг вспыхивает правильным куполом. Видно, как, заболтав ногами, парашютист повисает под этим огромным зонтом.
Все мы облегченно вздыхаем, а машина идет на следующий круг, и поочередно оставляют борт самолета еще два парашютиста.
Моя очередь. Возбужденный прыжками товарищей, я ерзаю в кресле, глядя то на Минова, то на землю, то на маленькие беленькие зонты, под которыми опускаются мои товарищи. Врач, стоящий рядом, видимо, замечает мое волнение. Взяв мою руку, он считает пульс, для успокоения хлопает меня по плечу и говорит: «Хорошо».
Ну что ж, хорошо так хорошо.
Подхожу к открытой двери. С высоты шестисот метров смотрю на землю и впервые по-новому ощущаю высоту. Земля кажется необычной, не такой, какой я привык ее видеть из кабины своего истребителя, летая на большой скорости. Перед прыжком она показалась мне такой далекой и в то же время такой дорогой. Признаюсь, в этот момент мне не верилось, что, бросившись вниз, я опущусь на землю…
Легкий удар Минова отрезвляет меня. Пора. Не задумываясь, я мигом сгибаюсь в пояснице, и, получив крен через борт, лечу вниз головой… Отчетливо вижу землю. Сначала неподвижную, как на аэрофотоснимке. Потом она медленно начинает вращаться. Уголком сознания я понимаю, что это происходит от моего собственного вращения. «Нужно остановить падение» — мелькает в голове. С силой дергаю вытяжное кольцо. Со все возрастающей скоростью лечу к земле, и замирает дух: раскроется ли парашют? И в тот же миг ощущаю толчок. Меня встряхивает, как котенка, и на стропах болтает в воздухе. Я вздыхаю свободно и легко. При падении — что греха таить — почти не дышал.
После гула мотора и крайнего напряжения в ожидании прыжка наступает удивительная тишина и блаженное спокойствие, хотя нервы еще возбуждены. Я машу самолету, уходящему на последний круг, кричу что-то товарищам и плавно приближаюсь к земле. Перед самой землей, как учили, разворачиваюсь по ветру и, встретив землю ногами, падаю на бок почти в центре аэродрома.
Ко мне бежит врач, хватает за руку и улыбается.
— Молодец! Пульс сто четыре. Ну и как? — спрашивает он.
Я стараюсь держаться как можно спокойнее и солиднее. Что, мол, о таком пустяке толковать? Но грудь мне распирает радость и ликование.
В моей новенькой парашютной книжке появилась первая запись: «10.5.1932 — С-т АНТ-9, высота 600 м». В тот же день мне вручили значок парашютиста под номером 94.
