Повесть о моем друге - [50]

— Вот везет же людям… Дерутся с фашистами храбро, умело, а мы с тобой сидим в штабе…

Много раз мы встречались с Василием Ивановичем и во время войны и в дни мирного труда, и всегда его отличало главное качество: во всех жизненных обстоятельствах это был несгибаемый коммунист-ленинец. Недаром, начав свой путь рабочим-железнодорожником, он закончил его Председателем Президиума Верховного Совета БССР, генералом, Героем Советского Союза. Умер он относительно рано, в 64 года, во время командировки в один из районов Белоруссии. Подвел изношенный «мотор» — сердце, которое всю жизнь честью и правдой служило партии, народу.

…Прошло много лет, и, как-то приехав в Москву, я на улице встретил молодого широкоплечего высокого парня. Что-то знакомое, близкое было в его лице. Тронув за плечо, я спросил его:

— Простите, кто вы?

— А-а, дядя Петя! Я-то вас узнал, но не посмел остановить. Помните в Минске маленького Василька, так вот я и есть внук Василия Ивановича Козлова — Василий.

(Внуки и дети, наши дети… Как же быстро подросли они, как скоро и неприметно для нас сами стали взрослыми! Может, таков уж наш удел — не замечать, как летят годы?!

…Хвалить зазря — значит льстить, а от этого много бед происходит. Хвалить за дело — значит поощрять, поощрение никогда не испортит того, кто труд ценит, как высшее проявление человеческого достоинства.

…Иван, сын Сергея, стал летчиком, награжден орденом, мечтает поступить в отряд наших гагаринцев-космонавтов; родилась у него дочь, появилась ранняя седина на висках, но для меня он всегда будет Ваней, маленьким, вихрастым, упорным в учебе, открытым и честным в своей детской, но — как и у Сергея — надежной и постоянной дружбе: себе откажи — другу отдай.

И на своих дочерей мы с женой не в обиде — хорошие выросли люди; казалось, совсем недавно отводил старшую, Дашу, в первый класс, а нынче уж внучки бабушку ростом обогнали…

Даша, окончив школу с золотой медалью, стала архитектором — без всякой помощи поступила в институт, мы с женой даже и не знали, где этот вуз находится, вне Москвы тогда работали; младшая, Таня, историк, в отца пошла.

Горько мне слышать, как иные родители порой говорят (не от большого ума, видно): «Нам тяжко пришлось, ох как тяжко, пусть уж дети всласть поживут, пусть отдыхают побольше, нечего им надрываться». Такая родительская «опека» рождает оболтусов, тунеядцев, воспитывает обывательское: «поменьше дать — побольше взять».

После войны и Сергей, и я могли освободить детей и от того, чтобы белье себе постирать, и картошку почистить, и полы помыть, и в магазин сбегать. Но Сергей с Мариной и мы с женой помнили уроки, которые преподавали наши матери-труженицы: «лень до добра не доводит». Детей следует приучать к тому, что позорного труда не существует: работа уборщицы так же надобна людям, как поиск ученого или доброта врача.

Сталкиваешься, бывает, с родителями, закрывающими глаза — сознательно или несознательно (однако сие не оправдание) — на то, что дети их растут барчуками, которые мечтают лишь об одних наслаждениях, не подтвержденных каждодневным, упорным, вдохновенным трудом. Если ребенок сызмальства не приучен к труду, если родители воспитывают его как тепличное растение, то не мудрено, что по прошествии лет, когда вырастет самовлюбленный «нарцисс», начинают папа и мама сокрушенно дивиться: «В кого ж он (или она) уродился?! Мы-то ведь с детства в труде!» Винить начинают и школу, и пионерию, и комсомол, а винить надо себя — больше некого.)

* * *

В коридорах партизанского штаба произошла у меня встреча с художником Федором Модоровым, который стал до последних своих дней нашим с Сергеем большим и верным другом.

Талантливый живописец, в послевоенные годы директор Института имени Сурикова, он написал несколько великолепных портретов белорусских партизан, замечательные пейзажи нашей республики. Русский, он, казалось, всю жизнь прожил в Белоруссии — так тонко понимал он душу народа, трепетность и чистоту пейзажа: не в этом ли проявлялось и проявляется великое братство народов нашей Родины?!

Помню, он показал нам с Сергеем портрет нашей «подопечной» — партизанской разведчицы Лиды Осмоловской. Девушка была внедрена в школу гитлеровских диверсантов, расположенную на территории Белоруссии. Задание у нее было сложное: и с точки зрения человеческой и с точки зрения профессиональной, разведывательной, — Лиде надо было наладить «добрые отношения» с начальником школы диверсантов, старым гитлеровским шпионом. Надо сказать, что Лида была девушкой несказанной красоты, «писаной», как говорится в русских сказках. Гитлеровец увлекся Лидой, начал вертеться вокруг нее, домогаться «взаимности».

Она играла свою смертельную роль точно и четко.

— Господин полковник, — говорила она, — мне здесь неудобно. Пойдут разговоры, пересуды, надо ли это? Я готова встретиться с вами вне зоны, где никто не сможет увидать нас вдвоем.

— Хорошо, — согласился гитлеровец. — Сегодня после обеда.

— Сегодня после обеда у меня занятия.

— Я тебя освобождаю.

— Давайте завтра. Завтра у меня свободный день.

И вот назавтра гитлеровец пошел в лес, на берег реки, в то место, которое ему назвала Лида. Шел он вооруженный, хотя лесок этот от школы диверсантов находился в полукилометре: оккупанты чувствовали себя в опасности.