Повесть о красном орленке - [36]

Зато для бедняков партизаны были желанными гостями. Они выставляли на столы все, что имелось в захудалых кладовых. Но не только продуктами снабжали они партизан — отдавали брички, лошадей, сено, а зачастую и сами шли с Колядо в бой.

Однажды — это было ранней весной — отряд Колядо, тогда еще небольшой, плохо вооруженный, нарвался на казачий эскадрон. Четыре дня гонялись казаки за партизанами, и если бы не крестьяне, которые снабжали Колядо свежими лошадьми, лег бы порубанным отряд.

Ушел тогда Колядо от беляков. Ушел, но не испугался вражеской силы. Наоборот, еще жестче стал громить врага.

Как-то раз пришли в отряд двое пожилых мужиков, усталых, обтрепанных.

— Нам бы самого,— хрипло выдавил один, высокий, с длинной бородой.— Федю Коляду... Дело спешное...

Костя внимательно осмотрел мужиков, их осунувшиеся лица, молча повел к командиру.

Увидели мужики Колядо, согнули натруженные спины в низком поклоне:

— Помоги, родимый... От народа кланяемся и просим...

Колядо,    смущенный    таким    обращением,    грубовато сказал:

— Я не куркуль. Мне поклоны не нужны. А помочь рады, коли сможем. Якое дело у вас?

— Оборони от колчаков,— заговорил все тот же, с длинной бородой.— Начисто обирают... Скотину увели, почитай, всю, теперь телеги, упряжь забрали...

— Коней отнимать зачали,— произнес второй.— Околеем с голода... Нету сил наших боле. Чем жить? Чем хлебушко добывать? Чем кормить рты голодные?.. Помоги.

Посуровело лицо у Колядо. Глаза холодные и острые, как ножи. Молчит. Что он скажет обездоленным людям? Как поможет им, если сейчас вся Сибирь стонет тяжким стоном от колчаковских поборов. А крестьяне бередят, бередят сердце, будто скребницей водят по нему.

— И не только у нас: в Гоноховой такое же. Позабирали бандюки телеги и в Вылкове, и в Овечкиной, и в Мостовом. Свезли их теперича в Овечкино, чтобы отправить на Камень... Без лошади телега-то не поедет. Вот и взялись отбирать коней... Завтра-послезавтра всех угонят. Снизойди к горю народному, отбей наше кровное... Век благодарить будем...

— Погодите, мужики, — хмуро перебил их Колядо. И, обернувшись к партизанам, сгрудившимся вокруг, спросил глухо: — Слышали все, шо сельчане говорили?

— Слышали,   Федор! — раздались  голоса.— Не  глухие.

— А коли слышали, то яка ваша думка?

Ответы посыпались сразу:

— Чего думать? Идти надо!

— Помочь народу!

— Отбить добро!

Колядо повернулся к крестьянам с доброй белозубой улыбкой:

— Ну вот и мой ответ вам.

Вскоре к Овечкиной ушло пятеро разведчиков с Костей Печерским.

Овечкино гудело, словно потревоженный улей. Всюду сновали верховые и пешие колчаковцы, сгоняли к сборке коней, сносили упряжь, свозили телеги. Крик, ругань, плач смешались с ржанием лошадей, скрипом колес, щелканьем бичей.

Разведчики разбрелись по площади, бродили между повозок, поругиваясь с солдатами. Нужно было точно узнать численность карательного отряда, когда он выйдет из Овечкиной и какой дорогой пойдет.

За полдень Костя послал в отряд донесение: белых в Овечкино человек пятьдесят. Есть пулемет. Когда выйдут они на Камень — неизвестно, но по всему видно — торопятся.

Костя оказался прав: каратели торопились. И торопились сильно. Уже вечером вдруг, безо всякого шума, будто даже без подготовки, они тронули огромный, длиной, пожалуй, в две версты, обоз из телег и погнали его по дороге на Паклино.

То, что белогвардейцы пошли по степной дороге, осложняло операцию: в степи труднее подобраться незамеченным. Куда лучше, если бы они пошли приборовой вылковской дорогой. Там разделаться с ними было бы проще.

Обо всем этом Костя сообщил Колядо, как только вернулся в отряд.

— Видал, Федор, как дело обернулось? Не по зубам, пожалуй, нам этот орешек. Не подпустят беляки, перестреляют из пулемета.

Но по всему было видно, что Костина тревога не тронула Колядо. Он слушал командира разведки и посмеивался. Потом вдруг спросил:

— А шо, Костик, мы с тобою зовсим дураки?

Костя опешил,  недоуменно  уставился  в  чуть озорные глаза Колядо, медленно произнес:

— Будто бы нет... Не совсем...

Колядо захохотал весело, задорно:

— То-то, Костик. Не зовсим дураки!.. Давай-ка клич отряд на совет. Побачим, про який ты мне орешек балакав. Раскусим его або нет?

...Степь просыпалась. Вот медленно-медленно, брызнув ослепительными косыми лучами, из-за горизонта выкатилось красноватое солнце. Увидев его, где-то в траве неуверенно свистнул суслик. Ему откликнулся другой, третий... Взмыл к небу жаворонок и зазвенел над необозримой, как зеленый океан, степью. Не торопясь выплыл, будто из-под самого солнца, степной бродяга-орел и пошел, пошел подниматься широкими кругами вверх.

Ползет по петлистой дороге колонна. После бессонной ночи тепло разморило солдат, дремлют, сидя на пустых телегах. Дремлет, покачиваясь в седле, офицер. Только временами поднимет отяжелевшую голову, осмотрит тихую безжизненную степь и снова уронит ее на грудь. Лошади, утомленные, не слыша понуканий, едва-едва плетутся, понурив морды.

Лишь далеко впереди колонны, слева и справа, рыскают разъезды, неутомимые, настороженные.

Вот один из них, что слева, остановился. Солдаты обеспокоенно привстали на стременах: прямо к ним по плохо наезженной дороге двигался, вздымая пыль, какой-то обоз. Он находился еще далеко, и было трудно угадать, чей он, кто ведет его.