Повесть о красном орленке - [33]

— Стой! Куда? — приглушенно закричал Артемка.— Спирька!

Спирька остановился, дико оглядел кусты, снова увидел картуз и подзывающую руку.

— Да иди же ты сюда!

Наконец Спирька узнал Артемку, кинулся прямо по грядкам:

— Артеха, ты?!

— Я, я...— И совсем как Костя: — Тише, не люблю шума.

Спирька шмыгнул под ветвь, сел и будто застыл: смотрит на Артемку не мигая.

— Ну, чего уставился?

— Чудно! Как из-под земли ты выскочил. Я попервось испужался, думал — вор. Аж ноги дрожат... Откель?

— Издалека, Спирька. Вот о маме да бабушке узнать забежал... Как они?

— Бабушка жива-здорова. А мать в каталажке все.— И тут же: — Как ты солдата застрелил? Где револьвер взял? Куда убег? Ведь искали везде, а ты как в воду канул.

Пришлось Артемке рассказывать. Не все, конечно, а так, чтобы только отвязаться. Знал: поведай ему какую ни есть тайну — выболтает.

— А у вас тут как дела?

Спирька вздохнул:

— Без тятьки худо. Я рыбалю. Щуку надысь агромадную выудил. С пуд будет! Вот те крест. Даже Гнутый позавидовал. А бабки свои у Мотьки я отыграл. Ух и злился! А Гришаня-то Филимонов — не узнать! Руку с веревки снял, уехал было в Камень, а теперь вернулся с солдатами. Все на конях. Голубыми уланами кличут их. Злые — ужас. Так и норовят шашкой хрястнуть. Теперь у нас скушно. На гулянье никто не ходит. У Серьги на той неделе мать померла. А Драный все с беляками якшается. С Мотькой дружит. Катает на тележке да игры разные придумывает. Я с Пашкой Суховерховым теперь в друзьях. Вместе рыбалим. У меня знаешь какие крючки? Всамделишные. Недавно в тятькином сундучке нашел. Прямо без червя рыба глотает.

— Сладкие они, что ли?

— Зачем сладкие! — горячо воскликнул Спирька, но, увидев усмешку, сник: — Не веришь, да?

Слушает Артемка Спирькины новости — и совсем равнодушен. И бабки, которые Спирька выиграл у Мотьки, и всамделишные крючки, и Пронька — все это теперь мало интересует. Почти одногодки они со Спирькой, но кажется Артемке, что он намного старшего своего дружка. Смешно и даже почему-то жалко Спирьку.

— Ты матери-то помогаешь?

Спирька шмыгнул носом:

— А что ей помогать? Хозяйства-то нет. Дров, бывает, поколю, воды принесу... Думаю вот голубей завесть. Ох и знатные голуби! Вертячие. Взовьются в небо, а потом оттуль кубырем. Аж дух захватывает. Только денег нет... Мотька купил. Три пары. Гоняет их сейчас целыми днями...

Артемка нетерпеливо перебил Спирьку:

— Ладно об этом. Мне бы с бабушкой свидеться. У вас дома чужих нет?

— Откуда они?..

— Если я к вам зайду, мать не заругает?

Спирька нерешительно пожал плечами:

— Хто ее знает...

— Иди спроси. Махнешь рукой... Только гляди, Спирька, больше никому ни слова, что я здесь.

— Не дурак, чай! — И побежал к избе, а через минуту уже махал руками, как ветряная мельница крыльями.

Артемка вздохнул облегченно, осмотрелся и быстро перебрался во двор, вскочил в сени. Сказал отрывисто Спирьке:

— Сходи за бабушкой.

Она прибежала, смятенная радостью. Ни о чем не спрашивала, бросилась к Артемке, обняла и, всхлипывая, целовала в лоб, в щеки, в глаза...

— Голубенок мой, родименькой мой. Пришел!.. Голубенок... Темушка...

Бабушка так жалобно причитала, так ласково и нежно гладила Артемкины космы, что тетка Гусева прослезилась, произнесла горько:

— Где-то мой Иван... Господи, хоть бы глазком поглядеть на ево. Жив ли? Здоров ли?..

Бабушка, продолжая всхлипывать, рассказывала, что почти каждый день ходит в волость, просит, чтобы ей дали свидеться с дочерью, да все бесполезно. А Кузьма Филимонов сказал: «Когда твоего гаденыша Артемку поймаем, Ефросинью выпустим. Не поймаем — пусть подыхает в каталажке».

— Худо, Темушка, ой худо, внучек! Совсем из сил выбилась, покой потеряла. Слепнуть от слез стала...

Артемка, понурив голову, трудно сглатывает ком, который подступил к горлу. Горькие вести. От них плечи гнутся, будто на каждое взвалили по кулю зерна...

— В Камень, сердешную, отвозить собрались, да тюрьмы там битком набиты. Оставили пока... Нонче и в нашей каталажке народу тьма-тьмущая: почитай, со всей волости понабрали... Боже, когда наши муки кончатся!

Чем помочь? Что сказать? Ясно одно: не его нужно утешать, а их — бабушку, тетку Гусеву. Поднял голову, сказал, сдвинув брови:

— Народ шибко недоволен. Мужиков много в партизаны идет. Авось одолеем колчаков...

— Дай-то бог,— прошептала бабушка.

Тетка Гусева вздохнула:

— Скорей бы уж... Может, и мой Иван вернется.

А Спирьке свое:

— Слышь, а пушки у вас есть?

— Пушек нет, да скоро будут. Все будет, Спирька.

Глянул Артемка в окно — совсем смерклось. Как время-то бежит незаметно! Сказал:

— К Суховерховым сбегать бы. Поклон от дяди Ильи передать.

— Где свиделись-то? — спросила бабушка.

— В одном отряде с ним.

— Сожгли у них избу. На другом краю села теперь живут, у своей родни...

— У кумы,— уточнила Гусева.— Все спалили, ироды. Даже одежу не дали спасти. Кузьма со своими псами жег. Он сейчас начальником кулацкой дружины. В погонах ходит... Нонче Филимоновы подняли высоко головы: Кузьма Тюменцево зажал в кулак. Гришаня со своими «голубыми» всю волость в страхе держит...

Слушает Артемка, а у самого перед глазами доброе, заросшее лицо дяди Ильи. «Как я ему скажу о беде? Ведь ждет добрых вестей...» Глянул на Гусеву: