Повесть о глупости и суете - [8]
— Конечно же нет! — ответила Джессика.
— Благодарю вас! — улыбнулся он и прочистил горло. — Некоторые даже говорят, что это романтично…
— По-моему, правы именно вы, — сказал ему я.
— Но зато вы не знаете отчего у меня этот шрам.
— Знаю и это: не пристегнулись ремнём!
— Да, не успел! Покупаю, значит, автомобиль Феррари и, раскатывая его на опушке собственного леса в Вэстчестерском графстве, думаю: к чему пристёгиваться на пару минут! Но, как говорят в народе, мы предполагаем, а бог располагает… Не бог, конечно, а судьба, я в бога не верю, то есть — не верю я в примитивное, массовое представление о боге. бог — это совсем другое, знаете! Так вот, судьба, увы, распорядилась иначе, а судьба, как говорят в народе, злодейка! И капризница! Пришлось вдруг резко тормознуть: встречный пень! И вот вам, пожалуйста — врезаюсь лбом в стекло! А рядом сидел, как говорят в народе, старый дружище. Вы его знаете, мисс Фонда, — не отводил он взгляда от Джессики. — Это был Пол Ньюман! Чёрт со мной, думаю, кому я нужен в мире высокого искусства! Я испугался за настоящего художника, за Пола… Вы-то знаете — какой он души мужик, Джейн!
Потом он вынул из ворсистого бумажника малахитового цвета розовую визитку и велел Габриеле передать её Джессике.
— Так что же с Ньюманом? — забеспокоились сзади.
— Пол умница! — бросил он через плечо. — Пристегнулся — и никакого шрама… Большой художник! А жизнь — штука сложная, знаете…Приходится тормозить и — если не пристёгнут — вылетать из сидения!
— В воздухе тормознуть самолёт может только встречная скала, — смягчился я. — А мы летим над океаном. Столкнувшись же с горой, — не дай бог, хотя я тоже больше верю в судьбу, чем в бога, — столкнувшись с горой всё равно не обойтись без шрамов…
— Ой, Господи! — впервые же взвыла тогда впереди меня старушка с напудренным, как в гробу, лицом. — О чём вы говорите?! Пристегните же его к креслу! Если что — он же полетит на меня, а у меня печень!
— Ну, пристегнитесь же, ей-богу! — взмолилась Габриела.
— Никаких ремней! — отрезал я и отвернулся к окну.
— Придётся звать Бертинелли! — закапризничала она.
— Да, зовите капитана! — вернулся голос Джери, и весь Первый класс одобрительно загудел.
Габриела решительно качнула сильными бёдрами, развернулась и пошла в капитанскую рубку, оставив за собой на потребление Займу душистое облачко московских духов «Красный мак».
— Вы это на меня, по-моему, и злитесь, — сказала мне шёпотом Джессика.
— На себя. А вы мне как раз интересны. Не тем, что похожи… А тем, что не хотите быть собой.
— Перестать быть собой невозможно, — сказала Джессика. — Смотрите! — и, приподняв украдкой сумку на коленях, показала мне свой незастёгнутый ремень. — Я тоже не люблю тесноты!
Я рассмеялся.
— Я вас рассмешила, да? А хотите ещё? Этот хрыч, справа, говорил тут о ветровом стекле, помните? А вот вам про это такая загадка: мчится Феррари со скоростью света, а навстречу — комар, прямо в стекло. Скажите — что мелькает в комарином мозгу в последний миг? Можете представить?
— Могу. Мелькает мысль: «Главное — не летел бы рядом Ньюман!»
— Нет! В последний миг в комариной башке мелькает жопа! Подумайте!
Я подумал, расхохотался и сказал ей:
— А знаете что мелькнуло сейчас в моей? Что вы мне ещё и нравитесь! — и, перехватив взгляд обладателя Феррари, я добавил. — И не только мне…
— А он дундук!
— Вы его знаете?
— Это Мэлвин Стоун из «Мэлвин Стоун и Мэлвин Стоун». Знает и он меня, но не догадывается.
— Клиент? — вычислил я.
— Давно, когда начинала, — и подняла взгляд на нависшего над нами Бартинелли. — Вы к нам, капитан?
Капитан наступил Займу на ногу, но извинился не перед ним.
— Прежде всего хочу попросить у вас прощения за суету, — сказал он, волнуясь, Джессике. — Поверьте, такое у нас не часто. Вам случайно не хотелось бы, скажем, поменять место, мисс Фонда?
— Ни в коем случае! — возмутилась Джессика.
— Вот видите, — обратился он ко мне, — у вас такая учтивая соседка, а вы отказываетесь пристегнуться. Может, и ей тесно, но она не бунтует, хотя — и об этом знает весь мир — она бунтовать умеет. Правило, любезный, есть правило.
— У меня — своё правило! — ответил я. — Не нравится — разворачивайтесь и высаживайте меня в Нью-Йорке!
— Тоже — ни в коем случае! — потребовала Джессика.
— Не буду, — успокоил её Бертинелли и обратился ко мне. — Но придётся выписать штраф. Триста долларов.
— Плачу я! — воскликнула Джессика и положила руку мне на плечо. — Не откажите!
— Джейн, позвольте это сделаю я вместо вас! — вмешался Мэлвин Стоун. — Не откажите!
— Конечно, — кивнула она. — Я почти никогда не отказываю. Если платят…
— Пусть платит сам! — пискнул Джерри. — И пусть пристегнётся!
Первый класс — из уважения к звезде — его в этот раз не поддержал. Наступила неловкая пауза.
— Почему все молчат?! — возмутился Джерри.
Голос подал Займ:
— Я не буду! — взорвался он. — Сколько это можно терпеть?!
— Возьмите себя в руки, молодой человек! — возразил ему бархатный голос Стоуна. — Подумаешь, пассажир не пристегнулся ремнём! Они тут и ни к чему: в воздухе — ни гор, ни даже пней…
— При чём тут ремень! — горячился Займ. — Попробуй взять себя в руки, когда на ноге стоят капитаны!
Нодар Джин родился в Грузии. Жил в Москве. Эмигрировал в США в 1980 году, будучи самым молодым доктором философских наук, и снискал там известность не только как ученый, удостоенный международных премий, но и как писатель.Романы Н. Джина «История Моего Самоубийства» и «Учитель» вызвали большой интерес у читателей и разноречивые оценки критиков. Последнюю книгу Нодара Джина составили пять философских повестей о суетности человеческой жизни и ее проявлениях — любви, вере, глупости, исходе и смерти.
Нодар Джин родился в Грузии. Жил в Москве. Эмигрировал в США в 1980 году, будучи самым молодым доктором философских наук, и снискал там известность не только как ученый, удостоенный международных премий, но и как писатель. Романы Н. Джина «История Моего Самоубийства» и «Учитель» вызвали большой интерес у читателей и разноречивые оценки критиков. Последнюю книгу Нодара Джина составили пять философских повестей о суетности человеческой жизни и ее проявлениях — любви, вере, глупости, исходе и смерти.
Д-р Нодар Джин (Джинджихашвили) родился в Грузии в семье раввина (дед) и юриста (отец). В 1963 г. закончил филологический факультет Тбилисского университета, а в 1966 г. — московский ВГИК. В 1968 г. защитил кандидатскую диссертацию по эстетике, а в 1977 г. стал самым молодым доктором философских наук в истории СССР. Работал в Институте философии АН СССР, в МГУ и ТГУ. Автор многих исследований по философии и истории культуры, по эстетике и психологии. С 1980 года живет в США. Профессор философии, в 1981 г. он стал лауреатом Рокфеллеровской премии по гуманитарным наукам.
Нодар Джин родился в Грузии. Жил в Москве. Эмигрировал в США в 1980 году, будучи самым молодым доктором философских наук, и снискал там известность не только как ученый, удостоенный международных премий, но и как писатель. Романы Н. Джина «История Моего Самоубийства» и «Учитель» вызвали большой интерес у читателей и разноречивые оценки критиков. Последнюю книгу Нодара Джина составили пять философских повестей о суетности человеческой жизни и ее проявлениях — любви, вере, глупости, исходе и смерти.
Иосиф Сталин… Минуло уже полвека после его смерти, но и сейчас кто-то произносит это имя с восхищением («отец и учитель»), а кто-то — с ненавистью («тиран и деспот»). О нем написаны сотни книг, тысячи статей. Мы знаем почти все о его деяниях, но… почти ничего о мыслях и чувствах. Близких друзей у Сталина не было. Дневников, которым люди доверяют самое сокровенное, он не вел…А если бы вел? Если бы обнаружились записи, в которых день ото дня властелин огромной страны фиксировал потаенное? Если бы он выплеснул на бумагу все свои страхи, сомнения, печали, мечты? Мечты не о «строительстве коммунизма в мировом масштабе», а о простой жизни с ее радостями и горестями.
Нодар Джин родился в Грузии. Жил в Москве. Эмигрировал в США в 1980 году, будучи самым молодым доктором философских наук, и снискал там известность не только как ученый, удостоенный международных премий, но и как писатель. Романы Н. Джина «История Моего Самоубийства» и «Учитель» вызвали большой интерес у читателей и разноречивые оценки критиков. Последнюю книгу Нодара Джина составили пять философских повестей о суетности человеческой жизни и ее проявлениях — любви, вере, глупости, исходе и смерти.
«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.
В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Нодар Джин родился в Грузии. Жил в Москве. Эмигрировал в США в 1980 году, будучи самым молодым доктором философских наук, и снискал там известность не только как ученый, удостоенный международных премий, но и как писатель. Романы Н. Джина «История Моего Самоубийства» и «Учитель» вызвали большой интерес у читателей и разноречивые оценки критиков. Последнюю книгу Нодара Джина составили пять философских повестей о суетности человеческой жизни и ее проявлениях — любви, вере, глупости, исходе и смерти.