Повесть Белкиной - [36]
Сто двадцать второе ноября
Один какой-то нерв – наглый, глупый – торчит наружу, по привычке буковки выводя. Исписался. Болотное слово. Топящее. Как «заболачивание», когда существо погибает, имея довольно приличные уже пальчики и ушки… Заболачивание сюжета – такой вот незапланированный аборт.
Иногда Мальчишка очень похож на него. Иногда. Неуловимый жест, поворот головы… Тогда я отворачиваюсь, а он спрашивает: «Ма, что с тобой?» Что я могу ответить? Я не делала заболачивания, хотя в палате уже была свободная койка. У меня есть сын. От него. До чего же банален оказался б сюжет, если бы кто-то решился его записать!
Во мне столько слов, но в них совсем уже нет смысла: буквы как будто и лезут наружу, и рвутся сквозь кожу, – да только больно пестрые, шершавые; никогда не узнать их низких истин, никогда ничего не записать. Поэтому и грозит обветренным пальцем город-курорт: работы над ошибками требует.
…а что, может поехать в Прибалтику?
А если я там умру, что я буду делать?
Раневская
«Вода не хочет залить огонь, огонь не хочет сжечь палку, палка не хочет побить собаку, собака не хочет укусить поросенка, поросенок ленивый и не хочет идти, а нас может ночь застигнуть в пути!» – «Если ты дашь мне блюдечко молока, – сказала кошка, – я поймаю крысу» – «Звучит так пошло, с жирком…» – «Надо просто жить с поправкой на счастье» – «Эту поправку никак не могут принять, недостаточное количество голосов!» – «А поросенок ленивый и не хочет идти…» – «Но если ты сделаешь мне бутерброд с человеком, я словлю кайф…» – «Рифмы Матушки Гусыни я попрошу положить себе в гроб вместо подушки. Когда умру» – «А ты когда умрешь?» – «Планки высокие, умирать некогда. Но пока, увы, это только планки! А ведь надо как – легко и просто: ввысь…» – «Да кому оно надо?!» – «Испуг повышает тонус и сжимает анус» – «Бред! А поросенок ленивый и не хочет…» – «Время лечит, но исход всегда летальный» – «Чужих родителей нельзя трогать руками» – «НЕСОЧЕТАНИЯ» – «Это в одно слово пишется или не – только предлог?» – «Не всегда только предлог» – «Что ты предлагаешь?» – «Я предлагаю экскурсию по городу-курорту» – «По городу-курорту?» – «А в мозгах – занято: ту-ту-ту» – «Твой голимый ортодоксальный радикализм по поводу знаешь какому, выглядит давно донкихотством» – «…человек просто не может понять, что существует смена времен года. Таяние снега. Дожди. Цунами. Радуга, черт дери. Смерть. Рождение. Это природно. А он не хочет смиряться, бунтует. А то, что ему мозги даны – разум, в смысле – так он, может, и деревьям дан, которые стоя, на хрен, вымирают – только, мы о том не знаем. А то, что деревья не умеют играть на рояле или писать тексты (запускать спутники, et cetera, возможны варианты, продолжение следует) – не важно. Душа-то у всех… наверное. Так что человек такое же дерево, как и все остальные» – «Такая же скотина. Господи, как я хочу в отпуск. Двухнедельный клочок свободы» – «Отпуск – это когда тебя всё отпускает» – «Нет у человеков чувства такта и метра. Приходится давать всё время тутти» – «У твоей души красивый костюм. У тебя красивое тело. Твоя душа оделась в красивую, дорогую одежду. Не всем так везет» – «Хм! Но я не хочу иметь дело со всем костюмом. Я могу отвечать только за пуговицы» – «У тебя просто метражный стресс» – «У меня просто истерика. Отвези меня в город-курорт» – «Москва – город-курорт» – «Ты смеешься» – «Отчего же!» – «Дорогие москвичи и гости столицы! …Слышишь?» – «Здесь всё продается. А сколько стоит небо, не знаешь?» – «Кажется, нет таких расценок» – «А сколько стоит узнать про расценки на небо?» – «Думаю, это дорого тебе обойдется. Как минимум, полжизни» – «А как максимум?» – «А как максимум – исчезновение этой самой секунды» – «Не понимаю, хотя…» – «Аз, буки, веди…» – «Семейная жизнь – это с трудом сдерживаемое раздражение и успокоенная страсть» – «…веди, глаголь, добро» – «Опять в мозгах занято» – «Дактилология – своеобразная форма речи, воспроизводящая слова пальцами рук – то есть, буквам алфавита соответствуют особые положения пальцев. Эти знаки используются в устной речи для общения слышащих с глухими, глухих с глухими, а так же как средство обучения глухих» – «…ижица…» – «В мозгах опять занято» – «…ять, фита…» – «Ижица – последняя буква?» – «Я – последняя буква. Современный русский язык…» – «Время, конечно, лечит, но исход всегда летальный» – «Летательный. Реформа языка…» – «Знаешь, а Чайковский боялся мышей» – «Ну и что» – «А еще он всю жизнь мучался. Счастлив был, только когда музыку писал» – «Ну и что. Любой творческий человек…» – «И вино любил хорошее, и коньяк. А женщин вот не любил» – «Так он действительно, что ли?…» – «Какая разница! Человек, когда не писал музыку, страшно мучался. И часто думал, что исписался, или повторяет сам себя» – «Ну и что. Нот-то семь» – «А то, что только это – настоящее. Когда мучаешься от того, что не пишешь…» – «Ну и что» – «А в Питере холера была, и вот гадают теперь – то ли от холеры, то ли самоубийство, и действительно ли кто-то из царской семьи… порочащие связи
"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.
В этом сборнике очень разные писатели рассказывают о своих столкновениях с суровым миром болезней, врачей и больниц. Оптимистично, грустно, иронично, тревожно, странно — по-разному. Но все без исключения — запредельно искренне. В этих повестях и рассказах много боли и много надежды, ощущение края, обостренное чувство остроты момента и отчаянное желание жить. Читая их, начинаешь по-новому ценить каждое мгновение, обретаешь сначала мрачноватый и очищающий катарсис, а потом необыкновенное облегчение, которые только и способны подарить нам медицина и проникновенная история чуткого, наблюдательного и бесстрашного рассказчика.
Наталья Рубанова беспощадна: описывая «жизнь как она есть», с читателем не церемонится – ее «острые опыты» крайне неженственны, а саркастичная интонация порой обескураживает и циников. Модернистская многослойность не является самоцелью: кризис середины жизни, офисное и любовное рабство, Москва, не верящая слезам – добро пожаловать в ад! Стиль одного из самых неординарных прозаиков поколения тридцатилетних весьма самобытен, и если вы однажды «подсели» на эти тексты, то едва ли откажетесь от новой дозы фирменного их яда.
Молодой московский прозаик Наталья Рубанова обратила на себя внимание яркими журнальными публикациями. «Коллекция нефункциональных мужчин» — тщательно обоснованный беспощадный приговор не только нынешним горе-самцам, но и принимающей их «ухаживания» современной интеллектуалке.Если вы не боитесь, что вас возьмут за шиворот, подведут к зеркалу и покажут самого себя, то эта книга для вас. Проза, балансирующая между «измами», сюжеты, не отягощенные штампами. То, в чем мы боимся себе признаться.
Александр Иличевский отзывается о прозе Натальи Рубановой так: «Язык просто феерический, в том смысле, что взрывной, ясный, все время говорящий, рассказывающий, любящий, преследующий, точный, прозрачный, бешеный, ничего лишнего, — и вот удивительно: с одной стороны вроде бы сказовый, а с другой — ничего подобного, яростный и несущийся. То есть — Hats off!»Персонажей Натальи Рубановой объединяет одно: стремление найти любовь, но их чувства «короткометражные», хотя и не менее сильные: как не сойти с ума, когда твоя жена-художница влюбляется в собственную натурщицу или что делать, если встречаешь на ялтинской набережной самого Моцарта.
«Пелевин в юбке»: сюжет вольно отталкивается от кэрролловской «Алисы в Стране Чудес», переплетаясь с реалиями столичной жизни конца прошлого века и с осовремененной подачей «Тибетской книги мертвых»: главная героиня – Анфиса – путешествует по загробному миру, высмеивая смерть. Место действия – Москва, Одесса, Ленинград, запущенные пригороды. В книге существует «первое реальное время» и «второе реальное время». Первое реальное время – гротескные события, происходящие с Анфисой и ее окружением ежедневно, второе реальное время – события, также происходящие с Анфисой ежедневно, но в другом измерении: девушка видит и слышит то, чего не слышат другие. Сама Анфиса – студентка-пятикурсница, отбывающая своеобразный «срок» на одном из скучнейших факультетов некоего столичного института, который она называет «инститам».
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.