Повесть Белкиной - [28]
– Вся литературная тусовка зависит от СМИ. Пи-ар-р-р-р…
– Чего?
– Книга, входящая в потребительскую корзину…
– …равно как и выходящая из нее…
– Критик должен быть прежде всего наблюдателем!
– И не гордиться, что уже ничего не читает.
– И не заниматься самовыражением.
– Это еще почему?
– Да потому. С той же музыкальной критикой сравните.
– Я не профессионал в этой области.
– Музыкальная критика – это вообще жопа.
– А вот Борис Асафьев…
– Полно-те!
– «Музыка – искусство интонируемого смысла», вот вам и Борис Асафьев. Смысла, понимаете? Даже музыка! А что уж говорить о слове?
– Решительно не нужно говорить о слове!
– Это напоминает Хармса.
– Почему так сложно пробиться новому? Да потому что представление о литературе у большинства людей ограничено школьной программой!
– Критика разных направлений – Северный и Южный полюса.
– «Критика», «критика гламурная», «критика младофилологическая»…
– Плавали, знаем…
– Критика всегда была, есть и будет лишь довеском всякого искусства!
– И это-то больше всего и раздражает работающего в столь неблагодарном жанре. Кому же хочется быть довеском?
– Не думаю, что кто-то воспринимает себя как «довесок»!
– А вы? Вы воспринимаете?
– Я – нет.
– А что там с «единым полем» литературной критики?
– Какое поле, я вас умоляю…уже давно нет «единой литературы»…
– Тот, кто любит Улицкую, едва ли полюбит Сорокина.
– Здрасте! Первый раз в первый класс.
– А у меня внучка в первый класс, кстати, должна пойти.
– Вот и учите ее читать нормальные тексты.
– Какой вы сегодня язвительный!
– Я всегда язвительный.
– Стоп-стоп-стоп! Мы же собрались обсудить журнальный вариант ПОВЕСТИ БЕЛКИНОЙ, напечатанный в «Толстяке».
– Белкина – даровитый автор, но ей нужно работать над собой.
– Хм, всем нужно работать над собой. В том числе и печатающимся в «Толстяке».
– Шизоидный текст, хотя сама Белкина, как и ее героиня, шизофренией вроде бы не страдает. Меня этот роман раздражает. Рецензия соответствующая.
– Вы пишите, что ее произведение «очень женское». Что-то я не заметила. Да и как тогда должен писать мужчина?
– В вас, сударыня, говорит гендер.
– Вы бредите, но спорить я с вами не собираюсь. Почитаем газетки-с.
– Почитаем-с…
– Если бы текст Белкиной был написан в годы перестройки, то стал бы сенсацией. А сейчас читаешь, и предугадываешь.
– И что же вы предугадываете?
– Да всё.
– Не верю! – входит с криком Станиславский, сметая на своем пути всё и вся. – Не верю!
Критики – в том числе г-жа Х и г-н Уй – поджимают хвосты и прячутся под диван. Константин Сергеевич наливает из штофа водочку, выпивает, закусывает, опять наливает, выпивает, закусывает, повторяет те же действия в третий раз, и уходит к себе через балкон. Критики потихоньку выползают из-под дивана и, озираясь, тоже наливают себе водочки. Дискуссия завершается.
Cто восемнадцатое ноября
В гостиницах все чужое, а ухоженные домики с палисадниками напоминают слайды. И – красные черепичные крыши, ни на одной из которых не живет Карлсон. «Чи можэ ми пани поведжечь як дойщчь до пляцу?» Выжженная когда-то столица стреляет теперь анютиными глазками, в набережную сразу влюбляешься (города с набережными, за редкими исключениями, д р у г и е), а готические конструкции не отпускают еще долго, не считаясь с кастрированным: «Выежджамы ютро»: виза – упс… Итак, выежджамы ютро. Из ценных вещей – отсутствие мыслей.
…
– Нора – это место, где лежат твои вещи до следующего переезда, – говорит слишком громко.
– Нет, нора – это место, где кроме нас никого нет, – говорит слишком тихо.
– Кукольный дом, – говорит Нора слишком быстро и отворачивается.
А у нас с Мальчишкой: и дом, и нора, и бабок-Ёжек целый мешок! «Только пантеры не хватало», – подумала я, и прикусила язык: усатая морда уже дышала мне в затылок.
«Южная оконечность Великой Степи – р-р-р-раз, северная часть Средиземноморья – р-р-р-два, субтропики ЮБК – р-р-р-три. Еще что-то… р-р-р…» – она с недоверием в который уж раз косилась на разбросанные прикрытия плоти, и как-то невесело закидывала то одно, то другое в дорожную сумку.
– Шурмен ка йа виссабон! Ламенска тана виногальдо доменте! Парамиз шассон де ву бижу! Спрайтиш калченштреххен зи марф! – набросили на нее шарф слов, пытаясь затянуть на шее.
– Т-с-с, – скинула она горсть букв. – Т-с-с!
Она подошла к шкафу, и, достав из его чрева потрепанный том «Мифов народов мира», о существовании которого никто, кроме нее, уже не помнил, раскрыла: зеленоватые бумажки обожгли узкую ладонь. Она положила их на дно сумки, потом, взявшись за тонкое кашне, мечтательно потянулась, а через секунду поджала одну ногу, будто цапля, однако медитации не получилось:
– Де ла мюн! Партоничельсе карамисо! Тун-тун яхо сан! Лвапендремозо торквенчесло! Бат инстиглиш ворумен куд би чин! Зоймахерр гонештут!
– Т-с-с! – она покачала головой, снова стряхивая с себя что-то. – Т-с-с!
– Вон ит биге! Ласт вукрсандавито! Изщигликурсен мойо! Турунхаузен вальтшнапсе! Дарблюммер хайсе вуннекракеншмайн! Эолло пинсо капитоленте! Що го бо уж то ви натпа!
– Т-с-с, т-с-с… – отбилась она, отработанно увернувшись.
– Кур де при винте! Фане блюмерсанте! Компорамиссимо! Херугвинато каматабука! Цекута канария! Бомплежеон форвинтека! Энд каф энд каф энд каф энд каф…
"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.
В этом сборнике очень разные писатели рассказывают о своих столкновениях с суровым миром болезней, врачей и больниц. Оптимистично, грустно, иронично, тревожно, странно — по-разному. Но все без исключения — запредельно искренне. В этих повестях и рассказах много боли и много надежды, ощущение края, обостренное чувство остроты момента и отчаянное желание жить. Читая их, начинаешь по-новому ценить каждое мгновение, обретаешь сначала мрачноватый и очищающий катарсис, а потом необыкновенное облегчение, которые только и способны подарить нам медицина и проникновенная история чуткого, наблюдательного и бесстрашного рассказчика.
Наталья Рубанова беспощадна: описывая «жизнь как она есть», с читателем не церемонится – ее «острые опыты» крайне неженственны, а саркастичная интонация порой обескураживает и циников. Модернистская многослойность не является самоцелью: кризис середины жизни, офисное и любовное рабство, Москва, не верящая слезам – добро пожаловать в ад! Стиль одного из самых неординарных прозаиков поколения тридцатилетних весьма самобытен, и если вы однажды «подсели» на эти тексты, то едва ли откажетесь от новой дозы фирменного их яда.
Молодой московский прозаик Наталья Рубанова обратила на себя внимание яркими журнальными публикациями. «Коллекция нефункциональных мужчин» — тщательно обоснованный беспощадный приговор не только нынешним горе-самцам, но и принимающей их «ухаживания» современной интеллектуалке.Если вы не боитесь, что вас возьмут за шиворот, подведут к зеркалу и покажут самого себя, то эта книга для вас. Проза, балансирующая между «измами», сюжеты, не отягощенные штампами. То, в чем мы боимся себе признаться.
Александр Иличевский отзывается о прозе Натальи Рубановой так: «Язык просто феерический, в том смысле, что взрывной, ясный, все время говорящий, рассказывающий, любящий, преследующий, точный, прозрачный, бешеный, ничего лишнего, — и вот удивительно: с одной стороны вроде бы сказовый, а с другой — ничего подобного, яростный и несущийся. То есть — Hats off!»Персонажей Натальи Рубановой объединяет одно: стремление найти любовь, но их чувства «короткометражные», хотя и не менее сильные: как не сойти с ума, когда твоя жена-художница влюбляется в собственную натурщицу или что делать, если встречаешь на ялтинской набережной самого Моцарта.
«Пелевин в юбке»: сюжет вольно отталкивается от кэрролловской «Алисы в Стране Чудес», переплетаясь с реалиями столичной жизни конца прошлого века и с осовремененной подачей «Тибетской книги мертвых»: главная героиня – Анфиса – путешествует по загробному миру, высмеивая смерть. Место действия – Москва, Одесса, Ленинград, запущенные пригороды. В книге существует «первое реальное время» и «второе реальное время». Первое реальное время – гротескные события, происходящие с Анфисой и ее окружением ежедневно, второе реальное время – события, также происходящие с Анфисой ежедневно, но в другом измерении: девушка видит и слышит то, чего не слышат другие. Сама Анфиса – студентка-пятикурсница, отбывающая своеобразный «срок» на одном из скучнейших факультетов некоего столичного института, который она называет «инститам».
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!