Повесть Белкиной - [26]
На столе то, что любит Борька больше всего, а около стола и того, что любит Борька больше всего, – елка. Борька в свои десять с половиной давно просек и про дедов морозов, и про аистов, но игру принимает. В двенадцать, под вой курантов, мы чокаемся понарошным шампанским: «Ма-а, желание загадала?»
Безжалостно врезаю лопатку в жирное сердце торта и киваю: у ребенка должен быть праздник.
Я прихожу домой не раньше девяти: «Ма-а, ужинать будем?» – «Все вопросы к Яndex’y», – и все же я не сразу бросаюсь к станку.
В конце концов, ребенок не должен голодать.
В конце концов, он ни в чем не виноват.
21:31, уроки выучил, зубы почистил? К половине одиннадцатого сын наконец-то успокаивается, а я тупо смотрю в монитор, где логотип для флористической фирмы – очередной freelance – замер в ожидании чуда: движения моего пера по планшету. Кстати, перо еле пашет…
Я стараюсь не думать об этом.
Том.
Пытаюсь задавать вопросы лишь Яndexy – более комфортной для меня поисковой системе, нежели Rambler: с последним, кстати, связана не самая банальная переписка а-ля хочу любви, однако проблема возникла из-за размеров (…большой) и того, что называется унылым словечком «психогигиена» (…и чистой), поэтому письма в конце концов исчезли.
Впрочем, они остались – нагло распечатанные на принтере, заявляющие о собственной самодостаточности и важности качеством бумаги и хорошим тонером, а также лопнувшим, как мыльный пузырь, содержанием.
Не важно.
Я опрокидываюсь над логотипом: нужно скинуть его не позднее завтрашнего утра – до завтрашнего утра пять часов, а я до сих пор вспоминаю, как ВСЕ ОНИ заученно твердили: «Тебе нельзя доверять детей – посмотри, как ты выглядишь! Таким только в кино сниматься!» – я не знала тогда еще и сотой доли того, что напрочь отбивает охоту к, так скажем, воспроизведению вида. Но, вопреки закону жанра, мамочка из меня вышла что надо – Борьке, во всяком случае, нравится быть моим сыном.
Я развелась во вторник (не знаю, ей-богу, почему они все так хотят замуж): было холодно и как-то весело.
Помню длинные классные разговоры – действительно длинные и классные.
Аргентинские вина.
Чюрлёниса.
Помню, как оставляла Борьку одного.
Как входила в игольное ушко.
И как забывала выйти.
Как невозможно было наговориться, и как не о чем – вдруг – стало…
Помню, как не ждала чуда.
И как случались иногда чудеса.
А потом я распечатала на принтере и тебя.
Мы хотели поговорить о языческом начале, но получилось, что снова о языческом конце. Я тогда так устала! Подсела на все эти пустырникивалерианынастойкипиона.
Высыпала на пол много-много твоих лиц.
Твой голос звучал сдержанно, но с какими-то «прорывами».
Ты признавался в любви в письменном виде.
Это напоминало школьное сочинение.
На троечку.
И вот тут-то мне захотелось сбежать от твоей мыслеформы, которую я так легко распечатала.
Она стала малоинтересна.
Изучена.
Всегда одинакова.
Но самое смешное, что ф о р м оказалось безумно много: инкубатор был игрушкой.
Тут-то до меня и дошла одна классная штука – та, что доходит, впрочем, до любой звери, столкнувшейся хоть раз со зверюгой – не в смысле зверя, а в смысле твари, поэтому не буду о ней, не буду. Скажу о другом: логотип вышел отличный.
Я получила полагающиеся у.е.: мы с сыном поехали к морю.
Он был, разумеется, счастлив – у ребенка должен быть прааааа…
«Зачем я живу, Господи?»
«Чтобы славить Меня».
«А зачем славить Тебя, Господи?»
«Затем, что я создал Тебя».
«Но зачем Ты создал меня?»
«Все вопросы к Яndexy!»
Я захожу в Сеть и набираю искомое: я улыбаюсь чему-то, известному только мне.
Сто шестнадцатое ноября
Разговоры о: том-сем, с кем-как, зачем-хорошо ли, долго ли-понравилось ли, etc. Маскируешься один к пяти, но краска с крыльев стекает под внезапным ливнем, и вот ты стоишь – обтекаешь, обсыхаешь – белая как мрамор (потому что твердая), а не как снег (потому что не таешь), и даешь себя разглядеть, но только сбоку и – чуть-чуть. Так вот шеи народ тянет, думает себе что-то, и про волчонка в стае…
А вороны – свое: «Мы с тобою – одной крови!»
Ты и я.
Ты – ТОГДА – там, за сутки пути, я – ночью на вокзале, в чужом городе, одна в дожде, хотя кругом «сестры по разуму», а «брат» пошел за пивом. Ла-ла! И сигарета за сигаретой, и голос в трубке такой теплый и сонный, но до тебя все равно сутки, и понесло ж меня в эту Европу, а теперь вот стою у обменника, запихивая непонятные бумажки в карманы; как жить, если бы у тебя была другая кровь?
– Но ты такая же крашеная ворона.
У Полины Борисовны – дамы лет сорока с тощим, но ухоженным хвостом, – висело в кабинетике несколько картин. Первая, над креслом – неплохая копия одной из известных работ Климта, вторая, рядом – никому не известная копия полуобнаженной дивы в голубых тонах. На них-то и обратила внимание Ника, впервые зайдя в помещение, где специально, видимо, не пользовались верхним светом, а одной лишь настольной лампой в псевдояпонском стиле.
Полина Борисовна (опустим ее должность, а также то, что когда-то была она любовницей Самого X) вежливо поздоровалась и, указав на стул, захламленный журналами, еще минутку понабирала что-то. А как дошла до точки и повела хитрым своим носиком – ну прям-таки лисьим, – повернулась к Нике (опустим ее должность, а также то, что она никогда не была любовницей Самого Х) и посмотрела ей в глаза.
"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.
![Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]](/storage/book-covers/f6/f6729745473123ff83797bda5246a4be171dc1b3.jpg)
В этом сборнике очень разные писатели рассказывают о своих столкновениях с суровым миром болезней, врачей и больниц. Оптимистично, грустно, иронично, тревожно, странно — по-разному. Но все без исключения — запредельно искренне. В этих повестях и рассказах много боли и много надежды, ощущение края, обостренное чувство остроты момента и отчаянное желание жить. Читая их, начинаешь по-новому ценить каждое мгновение, обретаешь сначала мрачноватый и очищающий катарсис, а потом необыкновенное облегчение, которые только и способны подарить нам медицина и проникновенная история чуткого, наблюдательного и бесстрашного рассказчика.
Наталья Рубанова беспощадна: описывая «жизнь как она есть», с читателем не церемонится – ее «острые опыты» крайне неженственны, а саркастичная интонация порой обескураживает и циников. Модернистская многослойность не является самоцелью: кризис середины жизни, офисное и любовное рабство, Москва, не верящая слезам – добро пожаловать в ад! Стиль одного из самых неординарных прозаиков поколения тридцатилетних весьма самобытен, и если вы однажды «подсели» на эти тексты, то едва ли откажетесь от новой дозы фирменного их яда.
Молодой московский прозаик Наталья Рубанова обратила на себя внимание яркими журнальными публикациями. «Коллекция нефункциональных мужчин» — тщательно обоснованный беспощадный приговор не только нынешним горе-самцам, но и принимающей их «ухаживания» современной интеллектуалке.Если вы не боитесь, что вас возьмут за шиворот, подведут к зеркалу и покажут самого себя, то эта книга для вас. Проза, балансирующая между «измами», сюжеты, не отягощенные штампами. То, в чем мы боимся себе признаться.
Александр Иличевский отзывается о прозе Натальи Рубановой так: «Язык просто феерический, в том смысле, что взрывной, ясный, все время говорящий, рассказывающий, любящий, преследующий, точный, прозрачный, бешеный, ничего лишнего, — и вот удивительно: с одной стороны вроде бы сказовый, а с другой — ничего подобного, яростный и несущийся. То есть — Hats off!»Персонажей Натальи Рубановой объединяет одно: стремление найти любовь, но их чувства «короткометражные», хотя и не менее сильные: как не сойти с ума, когда твоя жена-художница влюбляется в собственную натурщицу или что делать, если встречаешь на ялтинской набережной самого Моцарта.
«Пелевин в юбке»: сюжет вольно отталкивается от кэрролловской «Алисы в Стране Чудес», переплетаясь с реалиями столичной жизни конца прошлого века и с осовремененной подачей «Тибетской книги мертвых»: главная героиня – Анфиса – путешествует по загробному миру, высмеивая смерть. Место действия – Москва, Одесса, Ленинград, запущенные пригороды. В книге существует «первое реальное время» и «второе реальное время». Первое реальное время – гротескные события, происходящие с Анфисой и ее окружением ежедневно, второе реальное время – события, также происходящие с Анфисой ежедневно, но в другом измерении: девушка видит и слышит то, чего не слышат другие. Сама Анфиса – студентка-пятикурсница, отбывающая своеобразный «срок» на одном из скучнейших факультетов некоего столичного института, который она называет «инститам».
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!