На другой день суд вынес приговор. Лобов был признан организатором бандитской группировки, ему была вменена организация целой серии убийств и преступных захватов предприятий. В результате всей этой совокупной преступной деятельности Лобов был осуждён на двенадцать с половиной лет. Услышав приговор суда, Лобов вздрогнул. Он повернулся ко мне лицом и выкрикнул:
— Абрамов, первое, что я сделаю, когда я освобожусь, я убью тебя. Поэтому прошу тебя, ты не умирай сам, дождись меня.
Все посмотрели на меня. Чувствуя на себе десятки глаз, я молча улыбнулся и помахал ему рукой.
Суд закончился, я вышел из здания и медленно направился в сторону министерства. Мне верилось и не верилось, что я мог перебороть столько недругов, чтобы добиться этого результата. Вроде бы мне нужно было радоваться, что я довёл до логического конца это первое заказное убийство в новейшей истории республики, успешно ликвидировал бандитское формирование, но, к моему удивлению, радости я почему-то не испытывал, в душе была пустота.
Нужно отдать должное, Лобов был достойным соперником. Однако почему был, он им и оставался, потому что все эти двенадцать с лишним лет он будет постоянно бороться со мной. Именно горевшее в нём чувство мести ко мне не позволит ему скатиться в зоне до самого низа тюремной иерархии.
Я каждый раз в течение всех двенадцати с половиной лет его отбытия наказания буду дважды в год получать его телеграммы, в которых будет всего пять слов — «Абрамов, не умирай, дождись меня». Однако это всё будет потом, а пока я возвращался к себе на работу, где меня ожидали новые нераскрытые преступления.
Через месяц из Москвы вернулся мой наградной лист. Его отозвали по приказу нового министра внутренних дел республики. Я невольно вспомнил слова старого мудреца, сказанные полководцу Ганнибалу: «Ганнибал, ты научился побеждать врага, но никак не можешь научиться получать за это почести и награды».
Освободившись из мест лишения свободы, Лобов окончательно перебрался жить в Мордовию, где отбывал свой срок лишения свободы. Он поселился в практически заброшенной людьми деревне и через месяц перевёз туда свою семью. Раза три он приезжал в родной город. Друзей у него в городе не осталось, многие из его верных ребят уже давно сложили головы на полях криминальных боёв. Он проходил по улицам и его, некогда могущественного в городе человека, никто не узнавал.
Зайдя в кафе, где он когда-то познакомился с Шигаповым, и где коренным образом изменилась вся его дальнейшая судьба, он заказал себе сто граммов водки. Выпив водку, он сел за столик, за которым раньше любил сидеть, и взглянул в окно. Его воспоминания прервал окрик официанта:
— Ты что, мужик, ночевать здесь собрался? Выпил свои сто грамм и вали отсюда.
Лобов вышел из кафе и, остановив машину, поехал на кладбище. Он молча постоял над могилой матери, положил два цветка на могилу своего верного товарища Пуха и поехал обратно.
— Как же так? — подумал он. — Неужели мне понадобилось двенадцать с лишним лет, чтобы снова оказаться в исходной точке своей жизни?
От этой горькой мысли ему стало не по себе. Слёзы появились у него на глазах. Испугавшись этой слабости, Лобов смахнул её рукой и направился на автовокзал, чтобы поехать к себе домой, в Удмуртию.
