Поверженый король - [131]

— А ты голову не ломай! Вытащи его по любой надуманной причине, ну, например, за нарушение порядка в камере. Я войду минут через пятнадцать-двадцать, как бы случайно, и переговорю с ним.

— Хорошо. Давай, сделаем так, как предлагаешь ты.

Я вышел из кабинета Цветаева и зашёл к начальнику режимной части изолятора.

— Привет, Максимыч, — поздоровался я с ним. — Как жизнь, как режим, спишь вовремя или урывками?

— Привет, Виктор, — ответил он, — какими судьбами в наших стенах?

— Дела, друг, дела. У тебя есть что по Лобову?

— Ты знаешь, Виктор, он живёт здесь не хуже воли, жрёт мясо, колбасу, балуется тушёнкой и сгущёнкой.

— Так кто же его бродягу, так греет в хате? — поинтересовался я.

— Ты не поверишь! Его поддерживают блатные, это они его греют продуктами. Я слышал, что он переписал всё своё добро на них, вот они его и греют.

Я присел на стул и задумался. Эта новость застала меня врасплох. Я рассчитывал встретить Лобова психически сломленным, и вдруг эта новость.

— Что, не ожидал встретить своего крестника в таком прекрасном положении? Не переживай, подобное бывает, здесь другая жизнь. Это на воле человек — лох, а в тюрьме может подняться так, что и не узнаешь.

— Спасибо за гостеприимство. Пойду, поговорю немного.

Я вышел из кабинета и направился в кабинет Цветаева.

* * *

Я постучал в дверь и вошёл в кабинет Цветаева.

— Привет, — сказал я.

— Привет, Виктор, — произнёс он. — Что у тебя?

— Извини, что помешал, — произнёс я, увидев сидевшего на стуле Лобова. — Воспитываешь?

— Как тебе сказать? Приходится наставлять человека на путь истинный.

— Слушай, Лобов, — начал я. — Недавно был в Елабуге, сразу же почувствовал отсутствие в городе хозяйственной руки. Алик, твой хороший знакомый, которого ты пощадил в своё время, застрелил твоего знакомого Груздева. Ему, видишь ли, понадобилась вторая половина его бизнеса, то есть та часть, которую ты в своё время отобрал у Челадзе. Они были и у тебя дома и говорили на эту тему с твоей женой. Она решила отдать этот кусок. Ты, насколько я знаю, сам лично отдал блатным Менделеевскую химию, рынок, квартиры в Менделеевске, так что у тебя, кроме магазина и доли в ресторане, больше ничего не осталось. Думаю, что, когда выйдет из больницы начальник милиции, он отберёт у тебя и этот кусок. Ты сам знаешь, что красная мафия всех сильней. Я не удивлюсь, что твоя жена Валюша в скором времени начнёт побираться по людям. Ей не на кого рассчитывать, сестра её пьёт и недавно даже не пустила её на порог дома. Рассчитывать на помощь без денег не приходится. Ты вообще можешь не выйти из тюрьмы за твою организацию покушения на меня. Ты, Лобов, заплатил такие деньги за то, чтобы они убили меня, а я вот жив, сижу перед тобой и тебе всё это говорю. Рязанцев всё рассказал мне, как на него вышли твои люди и заказали ему убрать меня. Он скрывать это не стал, зачем ему за тебя тянуть эту мазу.

Лобов сидел и молчал. Если бы не выступивший у него на лбу пот, то можно было бы понять, что всё, о чём я ему говорил, его не касалось. Я сделал паузу и, повернувшись в сторону Цветаева, произнёс:

— Может, не будешь его воспитывать, ему всё равно осталось не так много, первый суд во вторник, а там и второй не за горами. Если его ещё не приговорят к расстрелу по первому суду, то по второму, это точно, поставят к стенке.

— Слушай, Виктор, неужели ты такой кровожадный? — сказал Цветаев. — Зачем тебе эта лишняя кровь? У него же жена, ребёнок. Ну, ты убьёшь Лобова, ну, а в чём виноваты они?

— Интересный вопрос. Скажи, а в чём перед ним виновата моя жена и дочь. Он заказывает меня, а они причём? Я бы не стал этого делать, если бы этот человек смирился со своим наказанием. Сейчас он совместно с адвокатом пытается сломать это дело. Они вышли на прокуратуру, бандитов. Где у меня гарантии, что он и дальше не захочет моей крови, и тихо будет отбывать свой срок? Если враг не сдаётся, то его нужно уничтожать, а не жалеть. Жалость может придать ему силы, и он подумает, что это сродни трусости и начнёт плести снова свои интриги, надеясь на реванш.

Лобов внимательно прислушивался к нашему разговору, пытаясь угадать, на что настроен я, на мир или его ликвидацию.

— Ладно, я пошёл, извини, зайду в другой раз, — произнёс я и вышел из кабинета.

Вторую часть плана должен был осуществить Цветаев.

* * *

— Чего молчишь? — спросил Цветаев. — Дурак ты, Лобов. На что ты рассчитываешь, мне непонятно. Если Абрамов захочет, он сотрёт тебя в лагерную пыль. Если ты рассчитываешь на адвоката, то он человек денег. Есть у тебя деньги, есть и адвокат, нет денег и ты в жопе. Он здесь намутит и отчалит в Москву, а ты так и останешься вот здесь, в этом изоляторе, то есть у Абрамова.

Лобов сидел и молчал. Он никак не мог поверить, что Рязанцев сдал его и его связи. Но дыма без огня не бывает, если Абрамов сказал о Рязанцеве, то значит, что он его развалил. Второй суд тогда наверняка поставит точку на его жизни. А жизнь он научился ценить, находясь в изоляторе. Он слушал Цветаева, и в нём всё сильнее и сильнее возникало желание жить, пусть в тюрьме или на зоне, но жить. Он мысленно представил жену с ребёнком стоящими у ворот церкви и собирающими милостыню, и ему стало до слёз обидно за себя. Перед его глазами в считанные секунды прокрутилась вся его жизнь с самого детства до настоящего момента. Он вспомнил дни, когда у семьи не было денег, он по-новому пережил это чувство бедности. Это чувство затмило другое, то мнимое его богатство, вокруг которого, словно мухи, кружили все его друзья и знакомые.