Повелители волков - [3]

Коес перевел вопрос царя пленным скифам. Но в ответ не услышал ни единого слова. Все скифы сидели, потупившись, с отрешенным видом, — наверное, готовились принять смерть. Уж кто-кто, а они точно знали, какая судьба уготована пленникам. Скифы — народ воинственный, поэтому с ними особо не церемонились. А уж персы, тем более — в походе… Пленники — это лишняя обуза.

— Может, поджечь им пятки? — предложил Ариарамн. — Тогда они точно станут посговорчивей.

— Вряд ли, — насмешливо улыбнулся Коес. — Ты не знаешь этого народа. Хоть на кусочки их режь, а толку не добьешься. Они могут все сделать лишь по своей доброй воле.

— О чем вы там переговариваетесь?! — раздраженно спросил Дарий.

— Эти варвары, повелитель, не снисходят до разговора с тобой, — поспешил ответить Ариарамн. — Я предлагаю их немного подогреть, чтобы у них язык развязался. А Коес возражает, говорит, что их ничем не проймешь.

— Возможно и так… — Царь какое-то время размышлял, а затем вдруг прищелкнул пальцами, вспомнив что-то важное, и обратился к сатрапу Каппадокии: — Мне доложили, что ты захватил брата царя заморских саев. Так ли это?

— Точно так, повелитель. Вон он, самый крайний… — Ариарамн указал на мужчину с седеющей бородой, руки которого были взяты в деревянные колодки. — Эй, ты, подними свою башку! С тобой хочет говорить царь царей! Переведи ему, — сказал он Коесу.

Тот перевел. Но скиф даже не шелохнулся, сидел словно каменное изваяние. Тогда Ариарамн схватил вилы и больно ткнул ими в бок пленника. Когда он вернул вилы на место, их зубцы были обагрены кровью, но скиф даже не вздрогнул. Тем не менее голову пленник поднял и посмотрел на Дария со странным прищуром, словно хотел сказать что-то язвительное, но сдерживался.

— Выпустите его из клетки и снимите колодки! — распорядился Дарий.

— Повелитель, это опасно! — подступил к нему Мегабаз, загоревший до черноты рослый муж с густой, тщательно завитой бородой.

— Не думаю, что этот варвар опаснее льва, — снисходительно улыбнулся Дарий.

Все придворные подобострастно захихикали. Уж кто-кто, а они точно знали, что царь царей — великий охотник на львов.

Когда сняли колодки, скиф долго растирал затекшие руки, бросая исподлобья волчьи взгляды на окруживших его персов, а затем стал ровно и посмотрел просто в глаза царю. Дарий, который и сам обладал магнетическим (как он считал) взглядом, невольно стушевался; царю вдруг показалось, что пленник вонзил в его глазницы два невидимых клинка.

Тем не менее перс не подал виду, что проигрывает борьбу взглядами и спросил по-прежнему ровным, звучным голосом:

— Как тебя зовут?

Коес начал было переводить, но скиф понял вопрос и без перевода. На этот раз он ответил:

— Я Марсагет.

— Кто ваш царь?

Коес перевел, и все персы подумали, что столь серьезный пленник вряд ли ответит сразу, без пыток, но они ошибались.

— Нами правит Иданфирс, — спокойно сказал скиф.

— Ты брат Иданфирса?! — приятно удивился царь.

— Нет. Я всего лишь брат вождя одного из племен сколотов[9]. Его зовут Скифарб.

— Тогда каким образом ты оказался в оковах?

Дарий вдруг подумал, что варвар мог бы пригодиться в походе. Перейти на сторону сильного не считается предательством. Тем более, что этот Марсагет конечно же сильно обижен своим братом.

— Я был чересчур неумерен в возлияниях, — хмуро ответил Марсагет и потупился.

Когда Коес перевел его ответ, придворные тихо захихикали. Этот грех водился не только за варварами, но и за некоторыми из них. Но чтобы за лишнюю чашу вина в колодки…

— У меня к тебе есть предложение, великий царь, — вдруг сказал Марсагет.

— Говори, — милостиво кивнул Дарий, — я слушаю.

— О твоих великих деяниях даже мы наслышаны, в наших далеких от Персии краях. Ты завоевал много богатых стран. Но что ты хочешь взять в наших степях? Ты готовишься, великий царь, вторгнуться туда, где не найдешь ни вспаханного поля, ни населенного города, ни каких-либо сокровищ. Единственное наше сокровище — это свобода. Но мы никогда и никому ее не отдадим. Ты потеряешь в наших степях свою славу, а твои воины — жизнь. Поэтому лучшее, что ты можешь сделать, это получить за меня богатый выкуп и уйти покорять другие страны, коих на свете еще немало осталось.

После того как Коес перевел речь Марсагета, во дворе крепости воцарилась гробовая тишина. Придворные боялись даже шелохнуться (да что шелохнуться — лишний раз вздохнуть), ожидая неминуемой грозы со стороны повелителя. Столь дерзкий ответ царю царей должен был стоить варвару не просто головы, а долгой и мучительной казни. И только Мильтиад смотрел на пленника горящими от возбуждения глазами: «Достойный муж! — думал он. — Какие слова! Афинским бы архонтам[10] их в уши. Чтобы у них поджилки не тряслись от одного упоминания имени царя Дария».

Но придворные ошиблись. Дарий хорошо владел своими чувствами. После речи пленника он лишь утвердился во мнении, что перед ним незаурядный человек, хоть и варвар, и привлечь его на свою сторону значило получить немалое преимущество в предстоящей войне с заморскими саями.

— Иди за мной! — резко приказал он пленнику.

Они поднялись на стену крепости, где все еще стоял столик с вином и фруктами, а внизу по-прежнему шло нескончаемым потоком разноплеменное войско царя персов — подсчет продолжался.