Повелитель зверей - [19]

Землянин ничего не понимал и был просто ошарашен. Какое дело Шторму до симпатии, возникшей к нему у Брэда Куэйда, противника и врага индейца? Шторм не хотел ничего знать об этой симпатии. Но юноша ясно понимал: дважды он встретился с этим человеком на несколько минут и дважды у него было выбито из рук преимущество напасть первым, бросить вызов. Он искал Куэйда-врага, но никак не этого загадочного друга. Шторм занялся сборами к походу, чем, слава Богу, хоть немного отвлёкся.

Он быстро сортировал вещи, раскладывая их по коробкам и мешкам. Сурра сидела рядом. Меркоты сновали под руками. Это он оставит у Ларкина до самого возвращения, это пригодится в пути. А что здесь? Он держал в руках небольшой свёрток, остальные вещи уже были сложены. Запечатанный в пластик, свёрток пролежал два года нетронутым. Напоминание о том, несуществующем мире.

Шторм тихо задумался. Память вела его забытыми дорогами. Это было ещё до восстановления в Центре. И этого, будучи в Центре, землянин не позволял себе помнить. Шторм разрезал вощёную бечёвку. Он не знал, что внутри свёртка. Это была посылка, пропутешествовавшая за ним по космосу слишком долго. Её послали с Земли, но пока она искала адресата и не находила его в просторах Галактики, стало известно, что возвратить её уже некуда.

Шторм привык к тому, что его всегда окружают чужие, люди чужой расы — как в арзорском лагере, или чужаки в городе, или наставники Центра. Что все они могут знать о Древних Богах, о том, что говорят Древние Боги человеку и какими словами? Хотя бы тот Коммандер в Центре, что никак не желал пропустить документы землянина! Смог бы он понять, каков был, допустим, дед Шторма? Исполнитель старинных песен, чьи верования лежали вдали от общепринятых, кто видел то, чего не замечали другие, и слышал то, что остальным было не слышно.

Дед был против того, чтобы Шторм посещал муниципальную школу. Он не хотел, чтобы Шторм учился, как не хотел подражать белым. Наука, которой его учили белые, отделяла мальчика от древних знаний, которыми владел его дед. Хорошее и плохое, Шторм всё воспринимал жадно, взахлёб, не разбираясь. До тех пор, пока не стал понимать, что может выбирать между злом и добром невзирая на внешние проявления. Но это случилось уже позднее, когда он почти перестал воспринимать тот источник внутренней силы, который поддерживал душу его народа. Дважды Шторм отступался от того, чему его учил старый Нат-Та-Хей, дед.

Первый раз он принял знания белых. Второй раз, юношей, он поступил на Службу и покинул Землю. С тех пор всегда между его собственной дорогой в жизни и тем, чему научил его Нат-Та-Хей, стояли чужие верования. Но что-то в Шторме всё же осталось от веры деда, прорастая теперь. Он слышал в себе звуки старых песен, слов, музыки, наполовину позабытых, наполовину скрытых в памяти. Налетевший с дальних гор ветер пробудил в нём отзвуки того мира, из которого пришла эта запоздавшая посылка.

Шторм снял бечёвку. Обёртка соскользнула, Хо и Хинг вцепились в неё, с любопытством изучая новые запахи.

Это были запахи вещей, которые Шторм не ожидал больше увидеть когда-либо. Шерстяное покрывало с красным, белым и сине-черным орнаментом. Оно пахло песками пустынь, пылью и овечьим потом. Шторм вдохнул, вспоминая.

Из покрывала выпали металлические предметы. Ожерелье из голубых, зелёных и чёрных камней в серебряной оправе. Кето — наручный браслет. Конча — пояс. Это были предметы костюма воина племени Дайни, образцы кузнечного искусства его племени. Пальцы мастера, создавшего эти вещи, рассыпались в прах столетия назад, а украшения жили.

Шторм понял то, о чём давно догадывался. Дед простил внука, избравшего другой путь, ушедшего дорогами белых людей. Дед прислал это последнее доказательство собственного прощения. Или — последнее средство влияния на внука, отбившегося от верований племени. Наверное, старый Нат-Та-Хей предчувствовал не только свою смерть, но и гибель Земли. Вот он и послал сыну своей старшей дочери самое большое своё богатство — живое свидетельство древней крови, ценности, сохраняющие прошлое, которое дед так защищал. Их трудно было уберечь под натиском нового стиля жизни, и дед завещал внуку хранить их дальше.

Откуда-то из глубин ночи пришла старая мелодия. Эту песню пели, чтобы укрепить боевой дух воина.

Ступи на тропу Убивающего зверя.

Надень мокасины воина, натянувшего тетиву лука,

Надень мокасины воина, готовящего врагу смерть.

Этот свёрток Шторм решил не оставлять у Ларкина. Он вытащил украшения. Ожерелье повесил на шею — холодное серебро прильнуло к коже. Кето — браслет — лёг на запястье. Пояс — кончу — Шторм не стал надевать, просто оставил его свёрнутым в дорожной сумке.

Потом юноша накинул на плечи покрывало. Он ещё никогда не примерял покрывала вождя. Материя обняла его плечи знакомым и ласковым теплом. Словно доброта забытых рук укачивала Хостина Шторма, беженца и чужеземца, утратившего дом и племя. Утратившего!

Шторм подставил лицо веющему с гор ветру, повернулся к востоку и зашагал сам не зная куда. Его освещали две маленькие арзорские луны. Взобравшись на холм, Шторм сел, скрестив по-индейски ноги, его мысли витали далеко от Арзора. Между людьми племени Дайни и землёй, на которой они жили, всегда существовала прочная связь. Индейцы предпочитали умереть от голода, но не покидали горы и пустыни той земли, где жили.