Повелитель войн Кор - [18]

Маннинг мог, конечно, из чувства уязвленного самолюбия досаждать ему по мелочам; но его завуалированные угрозы не беспокоили Райнасона. Во всяком случае, у него сейчас на уме было совсем другое. Он вспомнил наконец то, что никак не мог припомнить в отношении резьбы по камню на том хирлайском доме на фотографии, и что так привлекло его внимание: там было большое сходство с резьбой, которую он видел глазами Теброна у входа в Храм Кора. Символы Кора, так их назвал Теброн… Скопированные с работ Древних…

Пришельцев?..

Глава 5

Возникли проблемы с Хорнгом, который стал сопротивляться проведению телепатических контактов. Хирлайцы жили на Равнине в развалинах, каменные стены которых как наждаком продолжали шлифовать постоянно дувшие ветры.

Из-за ветров углы и выступающие части домов давно уже округлились и утратили свою прежнюю форму. Аборигены поддерживали эти здания редкими незначительными ремонтами; там даже был общий для всех сад с обычными для этой планеты темными губчатыми растениями. Проходя между массивными зданиями, Райнасон и Мара повстречали нескольких огромных аборигенов; один или два из них обернулись, посмотрели на землян ничего не выражающим взглядом, затем в своей обычной замедленной манере продолжали свой путь через серые тени неведомо куда и неизвестно зачем.

Они нашли Хорнга неподвижно сидящим в том месте, где сходились несколько зданий; он уныло смотрел вдаль, туда, где за Равниной на фоне темно-голубого неба виднелись невысокие холмы. Райнасон снял с плеча телепатер и подошел к нему. Когда он включил автопереводчик, абориген не подал никаких признаков, которые можно было бы истолковать как возражения, но когда землянин поднял микрофон, чтобы обратиться к нему, в тишине разреженной атмосферы вдруг послышался сухой голос Хорнга; перо самописца вычертило:

«Нет никакой цели».

После некоторой паузы Райнасон сказал ему:

— Мы почти завершили наш доклад. Нам нужно сегодня закончить.

«Нет никакой цели в смысле поиска».

— Никакой цели доклада? — переспросил Райнасон после паузы. — Это для нас очень важно, и мы почти уже закончили. Будет еще меньше цели в том, если сейчас мы остановимся, когда уже так много сделано.

Огромная, обтянутая кожей голова Хорнга повернулась к нему; Райнасон почти физически, как нависшую над собой тень, ощутил на себе его тяжелый взгляд.

«Мы привыкли к этому».

— Мы думаем не совсем одинаково, — сказал ему Райнасон. — Для меня в этом есть цель. Ты мне поможешь в последний раз?

Абориген ничего не ответил, только медленно склонил на бок голову.

Райнасон воспринял этот жест как согласие и подал Маре знак, чтобы та включила телепатер.

После последнего сеанса Райнасон понимал причину такого нежелания со стороны Хорнга продолжать эксперимент. Возможно, даже его заявление о том, что нет никакой цели, имело смысл: могло ли упорядочение истории этой расы что-то значить для ее последних представителей? Возможно, им было все равно; вся их жизнь состояла теперь в том, что они медленно брели среди развалин своего старого мира и чувствовали, что все окружающее их рушится, и беспорядочную картину прошлого своей расы они тоже воспринимали как нечто такое, что вскоре должно исчезнуть.

И Райнасон не забыл леденящие душу волны ненависти, которые накатывались на него из мозга Хорнга; и он был абсолютно уверен в том, что Хорнг не забыл этого тоже.

Мара подсоединяла провода телепатера; Хорнг сидел без движения, изредка переводя свои темные глаза с нее на Райнасона. Когда она закончила, Райнасон кивнул ей, чтобы она включила контакт.

И сразу же он почувствовал, как разум Хорнга наваливается на его собственный, неясные потоки мысли ощущаются ближе, серые расплывчатые изображения становятся более четкими и накрывают его сознание; через какое-то мгновение он ощутил, что его собственные мысли сливаются с мыслями Хорнга, что целостность собственного восприятия происходящего растворяется в восприятии инопланетянина. Теперь они были вместе; они почти слились в единое сознание.

В Хорнге он ощутил шепот недоверия, страха, и отголоски той самой ненависти, которая так поразила его раньше. Но все это было глубоко в подсознании; на поверхности сознания были распространяющиеся волнами ощущения собственной ненужности, отказа от всего активного, нереальности происходящего вокруг. Спокойствие, которое он раньше отмечал в Хорнге, теперь куда-то ушло, и его место занял этот туман безнадежности.

Райнасон осторожно углубился в пласты расовой памяти этого серого сознания, чувствуя, как на него давят находящиеся где-то совсем рядом чувства Хорнга. Он нашел их, эти пласты мыслей неизвестных ему и живших тысячелетия тому аборигенов, изображения и звуки, существовавшие в реальной жизни задолго до него. Он пошарил в них, пытаясь снова отыскать мысли Теброна… и нашел-таки то, что искал.

Сейчас он был Теброном, марширующим через обширную равнину, которую он уже видел раньше; сильный ветер бросал ему прямо в лицо песок, поднимаемый шаркающими ногами его солдат. Он ощущал, как мускулы на его ногах ноют от усталости; сухой воздух обжигал жадно дышащие ноздри при каждом долгом вдохе. Он был еще на расстоянии нескольких часов марша до города, но скоро, вот уже совсем скоро, перед заходом светила должен быть привал.