Повелитель теней - [2]
Он потянулся правой рукой в сторону, пока кончики его пальцев не коснулись прохладной стены туннеля. Затем согнулся, став чем-то похожим на складной нож, сложенный наполовину, и сделал один шаг вперед по узкому туннелю. Второй шаг, третий – и остановился.
Вместо камня его пальцы ощутили пустоту. Он, получается, дошел до поворота – поворота направо. Сместившись в сторону настолько, чтобы его пальцы опять коснулись стены, он снова медленно пошел вперед. Иногда его волосы чиркали по неровной поверхности потолка туннеля, и тогда он резко пригибался – как ребенок, пытающийся уклониться от удара.
В левой руке, которой он владел лучше, чем правой, Джон Грант держал нож с изогнутым, как коготь тигра, лезвием. Опыт подсказал ему, что в туннелях орудовать мечом очень неудобно, – это оружие скорее мешает одолеть противника, чем помогает. Продвигаясь вперед в темноте, юноша не производил ни малейшего шума: очень осторожно нащупывая пол, он как бы парил над ним, а не шел по нему. Дышал он широко раскрытым ртом, но тоже абсолютно бесшумно. Стараясь держать глаза закрытыми, он максимально активизировал свое сознание и отправил его вперед, в простирающуюся перед ним пустоту.
Пройдя с десяток ярдов[1] после поворота, он вдруг резко остановился, повинуясь интуиции, которой доверял. Правда, порой интуиция проявляла себя довольно слабо, но на этот раз подсказала ему, что темнота вокруг теперь какая-то другая – еще недавно вполне спокойная, она вдруг стала неровной и возбужденной. То были своего рода волны зыби, похожие на те, которые образуются, когда в воду бросают камень и она начинает расходиться кругами. Волны накатились на его лицо и грудь, и он почувствовал биение встревоженного сердца.
Здесь, в туннеле, находился кто-то еще. Кто-то такой, кто пытался вести себя очень тихо, но при этом нарушал спокойствие уже одним своим присутствием… Он улыбнулся. Сжимая нож в левой руке, он стремительно протянул вперед правую, и его пальцы, коснувшись мужского лица, ощутили холодный пот и колкую щетину на подбородке. Тишину нарушил звук вдоха: он как бы разорвал ее надвое.
Он сделал шаг вперед и уловил кисловатый запах чьего-то выдоха. Его рука, державшая нож, пришла в движение сама по себе…
Бородач[2] неспешно летает кругами в небе над Константинополем. Потоки теплого воздуха устремляются вверх от построенных из белого известняка зданий, нагретых жарким летним солнцем, и хищная птица, удерживаемая в вышине этими потоками, описывает все более широкие круги. Не упуская из виду ни малейшего движения, она внимательно следит за своей тенью – малюсеньким черным крестиком, скользящим по крышам домов.
В тысяче футов[3] ниже ее находится собор Святой Софии, похожий на курицу-наседку, окруженную немощными цыплятами.
Бородача, по-видимому, привлекла форма купола, и он начал снижаться к нему по спирали. По мере того как он приближается к собору, давайте приблизимся к нему и мы.
Под этим куполом, внутри собора, какая-то убитая горем девочка карабкается через балюстраду, окружающую галерею второго этажа. Лучи солнечного света, проникающие внутрь храма через высокие окна, освещают ее стройное тело, так что со стороны кажется, будто она светится. Тень – ее собственная тень, которая в два раза больше самой девочки, – поднимается на расположенной позади нее стене. Ее длинные каштановые волосы блестят, как ядра конского каштана, а по ее высоким скулам текут, оставляя переливающийся след, две слезы.
Ее зовут Ямина, что означает «подходящая», «правильная», и ей двенадцать лет от роду. За цоколем имеются две ступеньки, ведущие вниз. На нижней ступеньке – вторая балюстрада. Эта балюстрада сделана из резного дерева и имеет четыре фута в высоту. Девочка медленно и осторожно забирается на ее верхнюю часть, ширина которой составляет всего лишь четыре дюйма[4]. Разведя руки в стороны, чтобы удержать равновесие, она выпрямляется и устремляет свой взгляд на пространство, простирающееся ниже ступней. Балансируя, она смотрит на склонивших головы людей, которые стоят в ста футах ниже нее и оплакивают смерть ее матери.
Девочка, сама того не осознавая, начинает разглаживать обеими руками тяжелую материю своего платья. Ну да, принцесса ведь должна выглядеть как можно лучше.
Ямина – сирота, но очень скоро – вообще-то, всего лишь через несколько мгновений – она воссоединится с человеком, которого любит больше, чем кого-либо другого на всем белом свете. Ей только нужно решиться сделать смелый шаг – и они снова будут вместе.
Хотя ее старательно обучали христианскому вероучению, самоубийство отнюдь не кажется девочке грехом, ведь она хочет оказаться рядом со своей матерью, услышать ее голос и почувствовать приятный запах ее длинных русых волос…
Однако когда настал решающий момент, когда Ямина живо представила себе, как сейчас будет падать с большой высоты на каменный пол, она передумала. Сердце и голова девочки все еще были наполнены удушающим туманом грусти, но сквозь этот туман уже пробился тонюсенький лучик света. Она не смогла толком понять, что это за лучик, но благодаря ему у нее в мозгу наступило некоторое просветление. Ямина осознала, что, несмотря на ее желание оказаться рядом с матерью в потустороннем мире, она совсем не хочет умирать, – точно так же, как не хотела умирать ее мать, оставив своего единственного ребенка одного в этом мире.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.