Повелитель крылатого диска - [39]

Катя вошла в свои покои, села в золочёное кресло и задумалась. Откуда ни возьмись появилась служанка. Она поклонилась Кате и спросила, не поднимая глаз:

– Что прикажет моя госпожа?

«Наверно, это и есть Мерит, – подумала Катя. – Но на грех, как говорится, и грабли стреляют. Вдруг это не она. По имени называть не буду».

– Найди мне Сенмута, – сказала Катя. – Приведи сюда.

– Сенмута? – переспросила Мерит. – Того скриба, который вчера обещал построить заупокойный храм в твою честь?

– Да, его.

– Через мгновение он будет у твоих ног, моя госпожа, – поклонилась Мерит…

Катя переоделась в траурный калазирис, потом вышла в сад и стала прогуливаться вдоль бассейна. Когда в саду появились Мерит и Сенмут, она вошла в беседку под сенью тамарисков и жестом приказала Сенмуту приблизиться.

– Ты провёл эту ночь во дворце?

– Да, Лучезарная.

– Ты доволен, что я приказала вернуть тебя?

– Благодарю тебя, Лучезарная! Клянусь, у тебя нет и не будет слуги вернее и честнее меня.

– Посмотрим. Так что ты вчера говорил о храме в мою честь?

– В строительство этого храма я вложил бы всю свою душу. Клянусь, он станет самым красивым храмом страны Та-Кемет. Твоё имя, о Лучезарная, будет жить тысячелетия.

– Это, конечно, здорово, – сказала Катя. – Но я не тороплюсь в Поля Камыша. Мне нравится Этот Мир. И я хочу жить достаточно долго, для того чтобы приносить пользу моей стране и моему народу.

– Да будешь ты жива, здорова и сильна! – воскликнул Сенмут, сгибаясь в поклоне. – А я послужу тебе сердцем и разумом.

– Ловлю тебя на слове! Проверю твой разум прямо сейчас… Знаешь ли ты, Сенмут, какое горе постигло всех нас сегодня?

– Знаю, царевна… Твой брат, наследник престола, покинул нас, ушёл в Поля Камыша.

– И что теперь будет? Как ты думаешь?

– Думаю, наследником назовут другого твоего брата – Тотимеса.

– Он слаб здоровьем и вряд ли сможет стать фараоном.

– Но если не он, то кто? У фараона нет других сыновей.

– В том-то и дело, – улыбнулась Катя. – К власти может прийти другая династия. Может случиться переворот, и тогда страной будет править узурпатор.

Сенмут опустил глаза и ничего не ответил.

– Почему ты молчишь, Сенмут? – Катя изобразила удивление. – Ты же обещал служить мне сердцем и разумом.

– Сердце готово ответить тебе, Лучезарная, но разум советует промолчать. Я не смею советовать тебе. В конце концов, я всего лишь раб, недостойный целовать следы твоих сандалий.

– Ну а если бы я приказала тебе говорить?

– Тогда я сказал бы, что знаю ещё одного престолонаследника, доброго, мудрого и справедливого.

– Кого ты имеешь в виду? – нахмурилась Катя.

– Тебя, Лучезарная, – прошептал Сенмут.

Мерит, стоявшая неподалёку, сделала вид, что ничего не слышала.

В это время дверь опочивальни открылась и в покои царевны вошёл какой-то придворный. Лицо его было искажено гримасой ужаса. А ноги, казалось, вот-вот подломятся под тяжестью тела. Придворный отыскал глазами хозяйку покоев, нетвёрдой походкой прошёл в сад, с достоинством поклонился и жестом показал слугам, что хочет остаться с царевной наедине.

Мерит и Сенмут, кланяясь, тут же удалились в опочивальню.

Профессор Жуков успел подсказать Кате, что аудиенции у неё просит сам начальник Дома Жизни Перет-Амон.

– Горе нам, Лучезарная, – тихо плача, сказал придворный. – Твой отец, Великий Тутмос-Завоеватель, минуту назад скончался. Сокол навеки сомкнул глаза. Он ненадолго пережил любимого сына. Отцовское сердце не вынесло тяжкой утраты… Лучезарная, я пришёл сообщить тебе его последнюю волю.

20. Траурные флаги

«Сокол» плыл на удивление быстро. Южный ветер, редкий гость великой реки, крепчал, как будто имел намерение дуть без передышки до самого Ра-Сетау. Капитан Хапи то и дело оглядывался, боясь увидеть парус преследователей, но горизонт позади корабля был чист, и оставалось только вздыхать с облегчением.

После полудня на горизонте показался Абидос, столица культа Осириса. Удивительно, но сегодня над городом реяли не алые, а синие флаги.

Нехси и капитан Хапи гадали, что это: знак страшной беды, обрушившейся на Египет, или уловка Сетнанха. С пристани им что-то кричали, размахивали руками, но Хапи принял решение плыть дальше.

Доктор Рюгге, которому было позволено подняться на верхнюю палубу, наслаждался свободой, поглядывал на берег, беседовал с матросами. Он поймал за рукав проходившего мимо Ивана, успел шепнуть ему:

– Видишь синие флаги? Это – траур. Его Величества Тутмоса больше нет. У Кати могут быть неприятности…

Ближе к вечеру, когда проходили мимо Антеополиса, заметили плывущую наперерез папирусную лодку. В лодке оказался местный чиновник. Он передал капитану письмо из столицы, полученное с голубиной почтой несколько часов назад. Потом, заметив Ивана, начертил в воздухе восьмёрку и приказал лодочнику грести к берегу.

– Письмо для вас, генерал, – сказал Хапи, подавая Нехси папирус.

– Что бы это значило? – пробормотал Нехси, ломая печать.

– От кого письмо? – спросила Хатшепсут, выходя из царской каюты.

– От Неб-хепер-ра-сенеба, – угрюмо ответил Нехси. Он уже успел прочитать письмо и теперь не знал, как сообщить Лучезарной страшную новость.

– Дай-ка я прочту сама, – сказала царевна, и Нехси с облегчением отдал ей папирус.