Повелитель - [13]

— Вы еще не устали быть правым, Эбенезер? — проворчала медсестра, выходя из комнаты.

— Вы и понятия не имеете, как я от этого устал, — тихо произнес Ник. Он совсем не улыбался.

— Доктор, вы нужны в седьмой палате. Сотрясение мозга. — Медсестра отвела глаза.

— И?… — мягко спросил Ник.

— И гипотермия. — Медсестра смотрела в потолок.

— И?…

— И тяжелый случай мочекаменной болезни.

— И?…

— И это с ним случилось на рождественском параде, когда его волочил по земле гигантский воздушный шар. Странный несчастный случай. Вряд ли подобное могло произойти с кем-то еще. — Она произнесла последнюю фразу тяжело дыша и поспешно вышла из кабинета.

— Однако это постоянно происходит раз в сезон, — пробормотал Ник. — А тем, кто не верит в существование людей и вещей, приносящих несчастье, следует просто признать, что рождественский парад проклят.

— Доктор? В девятой палате человек, которому нужно наложить швы. Мы уже промыли все раны и вытащили стекло и блестки.

— Стекло и блестки?

— Во время ссоры со своим сыном он случайно упал на игрушечный снежок, который находился у него в кармане.

— В кармане? Понятно. Не самое подходящее место для хрупких вещей. Но, по крайней мере, он это сделал не специально.

— Вы хотите сказать, что у вас был пациент, который сам сел на игрушечный снежок? — испуганно спросила медсестра.

— Был такой случай, только не с игрушечным снежком. С елочной игрушкой. Это происходило на вечеринке. У гостей закончились воздушные шары, которыми они хлопали.

— Доктор, я просто не могу этого представить.

— Не можете? Тогда, несмотря на вашу глупую рождественскую униформу, вы действительно вполне здравомыслящий человек.

— Доктор Энтони? Серьезный ушиб почки у мистера Макквина. Его лягнуло какое-то животное, и образовалась ужасная гематома, — прошептала медсестра. Ее взгляд выражал сочувствие, что и должна демонстрировать хорошая медсестра.

— Лягнуло какое-то животное? — Николас Энтони говорил теперь менее сострадательным тоном.

Он осторожно поднял на пациенте рубашку с красными и белыми полосками и посмотрел на уродливую отметину на спине Дэнни Макквина. Несмотря на синяк, отпечаток копыта был хорошо заметен.

— Безусловно, вас лягнуло животное. Это был лапландский олень, мистер Макквин? Самец?

— Да. — Пациент пытался не морщиться от боли.

— Вы посетили рождественскую выставку в Центральном парке, ведь правда?

— Да. — Мистер Макквин, похоже, удивился. — Как вы догадались?

— Потому что каждый год кому-то приходит в голову гениальная идея попробовать покататься на живом олене из стада Санты. — Николас осторожно опустил рубашку. — И каждый год животное кого-нибудь лягает. Вам еще повезло, что оно не бодалось. Сейчас я дам направление на рентген, а медсестра поможет вам сесть в кресло-каталку. И не волнуйтесь. Она не лягается, это не северный олень.

— Доктор? Извините, что я опять вас разбудила. — Вошла другая медсестра. Сестра Ларкин уже сообщила достаточно много плохих новостей, поэтому прислала молодую коллегу. — Я понимаю, что прошло всего пятнадцать минут, но у нас пострадавший с ожогом после вдыхания дыма. У другого пострадавшего перелом. Они во второй и третьей палатах.

— С ожогом? — сонно переспросил Николас. Потом добавил более заинтересованно: — Ожоги в декабре? Насколько серьезные? Это не из-за того, что загорелась рождественская елка?

— Нет, нет, ничего подобного! — Медсестра сделала паузу и перевела дух.

Николас Энтони сощурил глаза.

— Скажите мне, это не ребенок, игравший со свечами? Или какой-либо другой случай с рождественскими огнями в виде электрического стула?

— Нет, не ребенок. Это его отец. И брат. На этот раз не елка и не огни.

— Ясно.

Николас сел. Он никого не ругал, даже мысленно, но радоваться было не от чего. Выбирая профессию, доктор Энтони знал о сменах, длящихся сорок восемь часов. Обычно он не возражал против такого режима работы. Просто этот период года…

— Чем занимались эти дурни? Скажите мне прямо.

— Знаете, они перебрали яичного коктейля…

— Не сваливайте вину на яичный коктейль, сестра Гвинн! Когда моя бабушка была жива, она готовила этот напиток каждое Рождество, и мы его пили. Поверьте, из-за него никто не обжегся и ничего себе не сломал.

Никто не мог проглотить много этого отвратительного напитка, но Николас не стал об этом говорить. Рассказать кому-то о рождественских кулинарных катастрофах бабушки означало бы предать ее память. Даже столько лет спустя в семье Николаса старались не упоминать о рождественском домашнем печенье, из-за которого дядя Альберт сломал себе зуб. Или о клюквенном соусе, приготовленном из горькой недозрелой клюквы. Или о том случае, когда все заразились сальмонеллезом из-за сильно недожаренной индейки.

Николас взял карточку у медсестры.

— Знаете, с яичного коктейля все лишь началось, — пояснила она. — Двое поспорили, что более худой из них не сможет с крыши пролезть через трубу… Они явно забыли, что в камине горит огонь. К счастью, мистер Андерсон протиснулся не глубоко, на нем были тяжелые сапоги. Поэтому все не так плохо, как могло быть.

— Причину ожогов вы объяснили. А перелом?

— Понимаете, его брат поспешил позвонить пожарным, как только мистер Андерсон застрял. Но его руки были заняты видеокамерой, а рядом стояли большие санки…