Поведай сыну своему - [45]

- А что, в тот вечер мне больше всех досталось внимания, - Мендл скромно улыбнулся.

- Это уж точно.

Неожиданно Ульяна вскочила на ноги и стремглав припустилась к воде. Мендель за ней. Тяжелые послеполуденные воды Днепра с брызгами расступились перед ними, поглотив их тела. Водная стихия обоим была не страшна - тот, кто родился на раздольных зеленых берегах красавицы Раставицы, не может не владеть искусством плавания. Мендл нырнул с головой и схватил Ульяну за ногу. За что был тут же наказан. Она ловко вывернулась и в тот момент, когда Мендл, истощив свой запас воздуха в легких, стал выныривать, схватила его за голову, навалилась всем телом и заставила его еще раз уйти под воду.

- Держись, Уля, - закричал, кашляя, Мендель, - такие вещи не проходят безнаказанно.

Но она уже ринулась вперед и вовремя выскочила на берег.

Они молча лежали рядом, тяжело дыша.

- Мен, - Ульяна лежала на спине и смотрела вверх, - ты когда-нибудь любил по-настоящему?

Долго не было ответа. Вопрос оказался неожиданным для него. И потом, что значит "по-настоящему"?

- Помнишь, когда я был в восьмом классе, - начал он, вспоминая на ходу, - мне за активную общественную работу дали путевку в пионерский лагерь в Ворзель? Однажды мы выстроились на линейке. На противоположной стороне площадки к нам лицом - другой отряд. И там стоит девушка. Представляешь, глаза, которые затмевают все вокруг. Ничего больше не существует. Огромные, голубые, как небо...

- Ну ладно тебе расписывать! Вы встречались?

- Две недели подряд, пока я там был, я думал о ней. И даже ночью.

- И все?

- Нет, не все. В день отъезда мы все приодетые вышли к автобусу. Я посмотрел в ее сторону и со жгучей тоской подумал, неужели я больше ее никогда не увижу? Я все время смотрел в ее сторону. А когда она садилась в автобус, я заметил... - Мендл остановился в нерешительности, взвешивая, как отнесется Ульяна к тому, что он намерен сейчас сказать.

- Что же ты заметил? - с некоторым раздражением прозвучал голос Ульяны.

- Я увидел, что чулок у нее на правой ноге спущен.

Брошенный в сторону Менделя Ульянин взгляд говорил: "В своем ли ты уме, друг мой?"

- После этого я никогда больше о ней не думал.

С правой стороны на реке раздался протяжный, низкий, глухой гудок приближающегося парохода.

В их разговоре наступила длинная пауза. Каждый думал о своем. Заложив руки за спину, смотрели в небо.

- А я любила и до сих пор люблю... - простые слова Ульяны обращены были к небесам, словно клятва, - я очень люблю Наума... И забыть его не могу.

Потом добавила с печальной виноватой улыбкой:

- Не успела я ему об этом сказать.

На фоне темно-зеленой растительности высокого правого берега Днепра белоснежный длинный пароход плыл медленно и торжественно, словно пришел из далекой древней легенды.

- Эх, да что там! - Ульяна резко приподнялась, уперлась руками в песок и повернулась к Менделю. - Ты мне лучше расскажи, как ты однажды, после выпускного вечера, в слякоть, дождь и кромешную темень вздумал меня проводить домой, за два километра, до самой Баламутовки, хотя хорошо знал, что вызвался это сделать твой близкий друг Грыбинский.

- Знаешь, как мне жалко стало тебя, когда я увидел - ты стоишь в стороне и ждешь его, а этот помешанный на поэзии стихоплет развел длинный спор с Эвелиной Матвеевной, доказывая ей, что Пушкин при жизни не был так популярен, как после его трагической смерти. Но постой, - спохватился Мендл, - может быть, ты мне объяснишь, почему ты так легко и сразу согласилась, чтобы я тебя проводил вместо Бориса? А?

- Мен, - назидательно начала Ульяна, - ты еще совсем молод и не имеешь ни малейшего понятия о том, что такое женская душа.

Ульяна вдруг начала кататься по пляжу и громко смеяться.

- Теперь у меня уже нет никакого сомнения в том, что избыток солнца дурно на тебя влияет, - произнес Мендл.

- Все, все, мы уходим. Но дай мне вспомнить последнее, ну, пожалуйста! - взмолилась Ульяна и, сидя на песке, продолжала. - Значит так, стоим мы с тобой в ночной темноте у моей калитки, прощаемся, и вдруг шлепающие в глубокой дорожной грязи решительные шаги. Еще мгновенье, и перед нами Борька во всей своей красе. Ну, думаю, не без женской гордости в душе, - дуэль неизбежна. А что? Разве это не звучит, - Ульяна вскочила на ноги и стала в позу. - По-моему, здорово: "Дуэль в селе Баламутовка на берегу Раставицы"...

- Ну, хватит, собирайся, - взмолился Мендл.

- Постой, постой! Ха-ха-ха! - не унималась Ульяна. - А пистолетов-то нет! И вы с Борькой выдергиваете из тына-ограды по палке и ты поешь арию "Паду-у ли я кiлком пропертий?"

- Мы можем опоздать на паром.

Наконец, Ульяна успокоилась, глубоко и шумно вздохнула:

- Увы! Ты только пролепетал что-то вроде: "меня ждут дома" - и...

- Ну, знаешь, ты еще тоже довольно молода и мало что понимаешь в настоящей мужской дружбе.

Эти два-три часа пребывания на пляже были ими почти полностью посвящены воспоминаниям школьных лет, проведенных в своем родном Ружине.

Вполне вероятно, что человек наделен еще одним - шестым чувством, которое называется предчувствием. Они вспоминали друзей, учителей, родителей и в свои только лишь восемнадцать лет как бы подводили черту своей юности, неосознанно предчувствуя, что их молодости предписана впереди лишь одна, одна-единственная неделя, и... последняя.