Потусторонний батальон. Том 1. Рота нечисти - [28]

– Птахи перелётные молвят, что бой был страшный этой зимой, – добавил бер. – Земля кипела и ходила волнами, людишки в пар и дым за одно мгновение обращались. Тысячи и тысячи сгинули. И не токмо смертные, но и боги. Ты бы сам оглядел, что творится.

– И то правда, – кивнул лесовик, – надо сей град узреть.

– Дозволь я с тобой, дядька, – тут же взгоношилась Лугоша, – у меня и платьице есть добротное. Ну, дядька, дозволь.

Ручейница подскочила к Яробору и повисла на рукаве, преданно глядя в глаза. Одним ладом – свербигу́зка.

– Дядька, ежели нельзя в человечьем обличии, то я белкой-векшей обернусь али горностаем. Буду из котомки выглядывать.

– Пойдёшь, но только помни, от меня ни на шаг, – кивнув, дал согласие лесной бог. – Быть может, и у тебя хотение возникло в путь отправиться?

– Мне и здесь неплохо, – тихо качнул косматой головой старый седой бер, чья шерсть больше на мох выцветший болотный похожа была. – Я лучше зверьё созову. Из них потолковее избрать надо, тех, кому разум дарить сподручнее будет. За людом пришлым глаз да глаз нужен.

Яробор кивнул и встал со ступеней крыльца.

«Отправляться надобно, и чем скорее, тем лучше. Ежели не брехал Белкин Павка, – думал он, – то чудной образ у меня буде для нынешних поколений смертных, но и большого страха не будет, коль духи открыто средь них живут. Знай себе, помалкивай да поглядывай».

Глава 8. Яробор и путь-дорога

Что для лесного духа расстояние, особливо в лесу? Тьфу, и всё. Растаял лесным туманом, да сорок вёрст одним шагом шагнул, одним скоком скакнул. Пять шагов, и вот он, город дивный. Хотя это для красного словца сказано. С рассвета почти до полудня шагал Яробор. И что удивительно для него было, ни зверя не встретил он, ни птицу. Всё мертво было, либо попряталось, да так, что и не видно. Одни деревья сиротливые стоят, да зло тенью нависло. И думалось ему, что прав чародей Павел, ворог пришёл лютый.

– Дядь Яробор, – окликнула лесного бога Лугоша, выйдя из тумана рядышком с ним, задрав вверх голову и открыв рот от удивления, – смотри, неужто корабль по воздуху плывёт?

Яробор глянул и кивнул. Те ниточки дыма, которые он впервые заприметил в небе полста лет назад, вблизи оказались пеной облаков, что вздымает за собой дивная ладья, плавно опускающаяся к самой земле. Чудо чудное, как говорится, диво дивное. Но разум на то и дан, думал лесной бог, чтоб не в пример душе не токмо удивляться, но думу думать.

– Корабль, – произнёс Яробор, провожая глазами крылатую ладью, которая легла на правое крыло, аки величавый журавль, разве что взмахов нет, – ежели плывёт он с людьми да товарами, то и пристань должна быть.

– Тоже мне скажешь, дядь Яробор, они же по небу порхают. Зачем им пристань? – насупилась ручейница, не отводя взгляда от чуда небесного.

– Они, может, и порхают, да людям это не дано. Значит сие, что к земле приставать он должен. Не с облаков же они спрыгивают, людишки. Побьются все насмерть, – наставительно улыбнулся лесной бог.

– А мы пойдём смотреть на оные корабли? – со вспыхнувшими от озорства глазами заговорила Лугоша.

– Не в сей час, не в сей. Ты сперва ответь мне. Не обманывают ли меня глаза, и я вижу трубы печные, да высокие такие, что на полсотни саженей вверх уходят, а дым из них, как туча висит, – задумчиво произнёс хозяин лесной заимки.

– И правда, а я издали-то думала, что это леса горят, – кивнула Лугоша, подняв руку и приложив её к лицу, дабы от солнца глаза спрятать.

Яробор промолчал, так как узрел не только это, но и огромную колдовскую стену, укрывавшую город, словно колпак. Стена была сотворена силами нескольких богов и являлась препятствием на пути всяк колдовства, творимого извне и всяк тварей, что не рождены естеством. Мелкий дух будет стучаться в эту перегороду, как птица в оконное стекло. Яробор же, хоть и мог проломиться с неким усилием через неё, но шуму наделает множество. Всполошит всех. Так он размышлял.

– Дядь, а как мы туды пройдём? – спросила стоящая рядом Лугоша, тоже почуяв колпак.

– Подкоп сделаем, – пошутковал Яробор, оглядывая припавшую к земле полосу травы, где проходила эта стена.

А сам думал, но не находил ответа на свой вопрос, всё более решаясь ломиться силой.

– Лес трещит, – вдруг произнесла Лугоша, выведя хозяина лесной заимки из раздумий и указывая перстами шуйницы, то бишь левой руки, куда-то в сторону.

Яробор прислушался. Где-то за полторы версты слышались звуки ломаемых ветвей, да только уж больно громкие они были. И тут его осенило. Не лес ломают-то, а ружья-пищали громыхают. Одна, другая, а потом они загрохотали так, словно целая сотня стрельцов там вела бой. Им начала вторить пушка, чьи редкие выстрелы разносились промеж деревьев с хлёстким эхом.

– Туда, – коротко промолвил Яробор, схватив ойкнувшую Лугошу за руку, и растаяв туманом.

Лесные травы, листва и хвоя вынесли их к широкому серому пути, утоптанному настолько, что поговорка «скатертью дорога», превращалась в жизнь. По такому и пешему можно долго шагать без устали, и лошадь воз будет тянуть без преград. На сей дороге стояла огромная карета. Высокая и длинная, с восемью пухлыми чёрными колёсами. Была она зелена́ как старая ель, вся железная, с острым передком и оконцами, закрытыми железными ставнями. По всем стеночкам виделись узенькие, как бойницы, смотровые стекляшки. На карете стояли сверху люди и отстреливались от огромных чёрных псов, коих два десятка кружили рядом, стараясь ухватить стрельцов за ноги либо вломиться в узкую затворённую дверцу, царапая их когтями и цепляя зубами. Дружинники, одетые под стать своей телеге в зелёные мундиры, направляли стволы маленьких несуразных пищалей на ворога. И те заливались раскатистым и повторяющим громом, что любопытно, без дыму большого, застилающего всё поле боя. Вслед выстрелам из пищалей в сторону отлетали маленькие непонятные щепки, с глухим ти́каньем падавшие на странно пахнущую серую дорогу или набитыми паклей бубенцами отскакивали от железа остроносой кареты. Оружие зычно клацало, и не видно было, чтоб стрельцы шомполом загоняли в стволы порох, пыжи и пули, чтоб насыпали затравку на пороховую полочку, которую надобно поджечь тлеющим фитилём либо ударить кремнём, высекая искру. Ружья просто стреляли, дёргая небольшими рычажками, так же быстро, как дятел долбит по древу. Не видно было и сабель с бердышами, словно не надобны они людям.