Потребитель - [52]
Я веду алкаша по улице, делая вид, что мы — двое пьяниц и помогаем друг другу не упасть. На ходу утыкаюсь головой ему в плечо, пряча лицо. Темно, меня никто не узнает. Скажут лишь, что видели, как он уходил с каким-то толстяком.
Мы приходим в заброшенное здание. Я веду его через пустырь перед домом. Здесь непроглядно черно. Моя вонь, кажется, нарастает. С нею смешивается его запах. Мне нравится этот новый аромат. Он удушает. Я укладываю его у стены. Он говорит: «Спасибо» — и смотрит снизу на меня. Я содрогаюсь от омерзения.
Пинком я сшибаю фанерку, которой заколочено окно, куда мне хочется влезть. Я ничего не вижу. Чиркаю спичкой и держу ее в окне. Комната завалена рухлядью, старой мебелью, гниющим мусором. Посередине — большая дыра, там, где провалился пол. Если мы в нее упадем, поломаем руки и ноги, и нас съедят крысы. Вгрызаясь в меня, они будут брызгать спермой, да и я тоже. А если будем держаться краев комнаты, двигаться по стенам, то никуда не упадем. На другой стороне комнаты, в дальнем углу — какая-то лестница. Я хочу втащить его туда. Там нас никто не потревожит. Я забираюсь через окно в дом. Руку мне расцарапывает ржавый гвоздь. Не больно. Я чую свою кровь. Запах слаще, тоньше, чем запах моего тела. Я втягиваю за собой алкаша. У меня такое чувство, будто он мне помогает, потому что оказывается вовсе не трудно. Мне легко. Я подношу спичку к его лицу. Он улыбается. Меня от этого тошнит. Он спятил. Я даже не знаю, чего ожидать. Его раскрытый рот — как дыра в полу, а в желудке у него живут крысы. Меня шатает. Я чуть не сваливаюсь к нему в рот. Он хрюкает. Я чую этот запах у своего лица. Одно слово: «Пожалуйста». Мы пробираемся вдоль стены. Наконец, доползаем до лестницы. Сейчас он уже достаточно пришел в себя и передвигается сам. Сам поднимается по лестнице передо мной. Он движется медленно, однако уверенно, будто бывал здесь раньше. При зажженной спичке он похож на обдолбанного великана. Я рад, что иду за ним. Вверх по лестнице меня тянет его вонь. Он контролирует меня.
Комната пуста, если не считать тахты и нескольких свечей на полу. Должно быть, кто-то ночевал здесь, пока не забили дом. Я зажигаю свечи и сажусь на тахту. Он подсаживается ко мне. Меня покрывает его тень. Мы не разговариваем. Похоже, он чего-то ждет. Смотрит на меня, словно пища. Он мне противен. Его запах меня удушает. Я понимаю, чего он ждет: чтобы я дал ему выпить. Нужно быстро что-то сделать, иначе он заподозрит. Он мог бы меня убить в наказание. Это меня в нем восхищает. Он может все, что угодно. Он орет на меня. Я не понимаю, что он хочет сказать. Голос его — как рев. От него смердит. Он эхом раскатывается по комнате. Я давлюсь. Вытаскиваю перочинный нож и раскрытым кладу на колени. Я оцепенел. Я всегда с ним здесь был, это никогда не кончится. Он встает. Уже готов удрать, сбежать вниз по лестнице. Он провалится в дыру. Я бью его ножиком в горло. Он сразу же падает, дергается на полу, точно рыба, из его шеи хлещет кровь. Гнилостная, я давлюсь рвотой. Он сбивает свечи, которые я зажег, и затихает. В комнате совсем темно. Я ощупываю пол, подсовываю под него руку и вытаскиваю свечу. Зажигаю и подношу к его лицу. Он в точности похож на мистера Мамерза. Я счастлив. Я начинаю плакать. Я касаюсь его жестоких глаз. Я сую пальцы ему в рот. Как чудесно: его прохладный сильный язык, тот язык, что лепил слова, заставлявшие меня слушаться. Он изумителен. Я чувствую, как у меня встает. Там тепло, не как раньше. Пенис мой огромен, тверд, полон крови. Я стаскиваю с него пальто и рубашку, отшвыриваю их в сторону. Расстегиваю себе штаны, они падают на лодыжки, и опускаюсь с ним рядом на колени. Его грудь и живот тверды и сильны — совсем как у мистера Мамерза. Я стою на коленях, а моя эрекция парит над ним. Я сжимаю ее в кулаке, вспарывая ему брюшину. Вот для чего я был создан. Я счастлив. Я срезаю его кожу и мышцы, а вонь его внутренностей клубится мне прямо в лицо. Она прогоркла и остра, как винная блевота. Я пьянею от этого запаха. Я знаю, что на сей раз кончу, потому что я заслужил кончить. Я падаю вниз лицом прямо в его мягкие внутренности. Мой рот раскрыт. Я втягиваю в себя его кишки. Я пожираю самого себя. Притворяюсь, что за спиной у меня стоит мистер Мамерз и наблюдает, чтобы я доел все до конца. Я ем нечистоты. Мой желудок заполняется слизью. Я ощущаю, как становлюсь все жирнее и уродливее. Еще хуже, чем прежде. Моя вонь растворяет меня. Я зарываюсь головой еще глубже ему в кишки. Мне уже не удается различать его кишки и мою вонь. Я кончаю себе в руку, блюю в его кишки, пожираю их, блюю в его кишки, опять пожираю все это. Я тону в собственной сперме, утопая в его кишках. Съев внутренности, я принимаюсь за сердце. Затем вырезаю ему язык и тоже съедаю. Я слизываю свою сперму. Она еще не остыла. На вкус — как его кишки. Я стираю кровь с лица и на ощупь спускаюсь по лестнице, прочь из этого здания.
1983
Спасибо Жарбоу, Чарлзу Нилу и Гэри Итихаре за редакторскую поддержку и совет, а также Г. Роллинзу за то, что опубликовал этот материал. — М. Дж.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Ричард Фаринья (1937 — 1968) — выдающийся американский фолксингер XX века, вошедший в пантеон славы рок-н-ролла вместе с Бобом Диланом и Джоан Баэз, друг Томаса Пинчона и ученик Владимира Набокова.Ричард Фаринья разбился на мотоцикле через два дня после выхода в свет своего единственного романа. `Если очень долго падать, можно выбраться наверх` — психоделическая классика взрывных 60-х годов, тонкая и детально прописанная комическая панорама смутного времени между битниками и хиппи, жуткая одиссея Винни-Пуха в поисках Святого Грааля.
Летом 1958 года Великобританию лихорадит: «рассерженные» уже успокоились, «тедди-бои» выродились в уличных хулиганов, но появилось новое и загадочное молодежное движение — «Моды». Лондон потрясают расовые беспорядки, Лондон свингует, Лондон ждет пришествия «Битлов». Если что-то и повлияло на дальнейшее развитие британской рок-музыки — так это именно лето 1958 года...«Абсолютные новички» — эпохальный роман о Великой Рок-н-ролльной эпохе. Эпохе «тедди бойз» и, что главное, «модов» — молодых пижонов, одетых в узкие брюки и однотонные пиджаки, стриженных «горшком» и рассекающих на мотороллерах, предпочитающих безалкогольные напитки и утонченный джаз.
Книга? Какая еще книга?Одна из причин всей затеи — распространение (на нескольких языках) идиотских книг якобы про гениального музыканта XX века Фрэнка Винсента Заппу (1940–1993).«Я подумал, — писал он, — что где-нибудь должна появиться хотя бы одна книга, в которой будет что-то настоящее. Только учтите, пожалуйста: данная книга не претендует на то, чтобы стать какой-нибудь «полной» изустной историей. Ее надлежит потреблять только в качестве легкого чтива».«Эта книга должна быть в каждом доме» — убеждена газета «Нью-Йорк пост».Поздравляем — теперь она есть и у вас.
Генри Роллинз – бескомпромиссный бунтарь современного рока, лидер двух культовых групп «Черный флаг» (1977-1986) и «Роллинз Бэнд», вошедших в мировую историю популярной музыки. Генри Роллинз – издатель и друг Хьюберта Селби, Уильяма Берроуза, Ника Кейва и Генри Миллера. Генри Роллинз – поэт и прозаик, чьи рассказы, стихи и дневники на границе реальности и воображения бьют читателя наповал и не оставляют равнодушным никого. Генри Роллинз – музыка, голос, реальная сила. Его любят, ненавидят и слушают во всем мире.