Потребитель - [2]
Эта книга включает два сборника рассказов, время создания того и другого соответствует двум периодам в музыке «Swans».
(«Бог любит Америку» / «Любовь к жизни»)
Так откуда вся эта жестокость? Откуда пустота, равно пугающая и завораживающая? Откуда бездонная, голая ненависть, переполненная самоуничтожением настолько, что кажется бессмертной, неуничтожимой, вечно возрождающейся в «объекте»? И откуда незримое, непостижимое предчувствие божественного, священного, над-человеческого в мире принципиальной деградации, ничтожества, растления?
Андрей Безуглов
Потребитель
Посвящается Дж.
Сопереживание
Когда мою сестру выпустили из психиатрической клиники, она приехала ко мне — жить в покосившемся и облупленном доме с одной кроватью: я купил его на ту небольшую сумму, которую мне после смерти оставили наши родители. Сестра приехала однажды средь бела дня в такси, без предупреждения. Должно быть, инстинктивно чувствовала, что я приму ее. Не знаю, как и почему они ее выпустили. Может, больница была переполнена, и ее заставили нацарапать свое имя на формуляре, после чего просто вытолкнули ее за дверь. А может, сама улизнула, когда никто не следил (а кто хватится в таком месте?), — она никогда не рассказывала мне, а я никогда ее не спрашивал. Она снова со мной, и я был так рад, что боялся разрушить эту сказку вторжением реальности. Все время — с тех пор как ее, захлебывающуюся плачем и смехом, с вытянутыми ко мне руками, все еще покрытыми сверкающими алыми перчатками крови наших родителей, уволокли, — я чувствовал себя, как после ампутации: будто ее, безумную, брыкающуюся и визжащую, вытянули прямо из моих внутренностей.
Дом мой стоял у автострады, прямо под воздушным коридором международного аэропорта Лос-Анджелеса, среди скопления выложенных в строгом порядке правильных прямоугольников, напоминающих закопченную решетку. Верхняя, жилая часть прямоугольника громоздилась на крыше открытого гаража. Когда безжалостный хор взмывающего и падающего воя обрушивался на дом сверху, гараж начинал резонировать утробным лязгом, будто кастрюля, сотрясая хлипкие гипсовые стены и раздувая аккордеон низкочастотных звуковых волн, накатывающих сквозь тонкий деревянный пол.
Иногда, вспоминая ее, я стоял посреди комнаты и чувствовал, как вибрация дома проходит сквозь мои босые ноги, отдается дребезжанием в костях, настроенных на частоту внешнего мира. Моя кровь гудела от наслаждения. Моя сестра пела во мне, сквозь меня, окликая меня из своей клетки, прощая мне мои тайны и дочиста вымывая мое сознание. Но воздух в моем доме был полон вони, как и мое тело внутри, — будто я наращивал скорлупу из пор моей кожи, и теперь оказался сдавлен в ней, воняя, разлагаясь и жалея самого себя, потому что не мог быть с нею рядом.
Я не выходил из дома — только за алкоголем и мясом. Я напивался, распуская путы своей замкнутости в себе, и ел мясо сырым, думая, что это моя сестра, пересаживая ее плоть в свой желудок, чтобы она могла расти во мне, и жить через меня, подобно раковой опухоли. Когда ее заключили в это место — в тот же час жизнь стала покидать мое тело. Я вышел из зала суда на ядовитое солнце Лос-Анджелеса, чувствуя, как свет неотфильтрованным пробивается сквозь мои веки, и опухоль в центре моего мозга растет. Эта опухоль имела форму розы, и ее лепестки были остры, как бритвы. С каждой новой мыслью лепесток отделялся от цветка и кружил по спирали сквозь мясо моего мозга, медленно вырезая большие куски моей личности.
Когда она приехала, стояла середина лета. Я не видел ее три года. Автострада ни на миг не прекращала извергать на дома едкую желтую сажу, сжигая мои кожу и глаза и затягивая окрестности золотым пигментом, сверкавшим на солнце, как кожа акулы. Жара липла к смогу. Жара была тяжкой и мучительной, она опускалась в мою грудь, переполняя тело ядами с каждым вдохом. Я пил и потел, сидя в доме за сдвинутыми шторами с выключенным светом. Я видел отражение своей сигареты в мертвом экране телевизора и думал, что повисший на нем тлеющий огонек — это я, и я живу в иссохшем мире проводов и электроники за стеклом.
Я услышал, как сигналит таксист, выглянул в окно и увидел на заднем сиденье ее. Она сидела прямо и оглядывалась по сторонам, будто пыталась оценить происходящее. Может, даже не была уверена, что помнит это место. Она билась на сиденье, пытаясь освободится от его хватки, словно оно было живое. Казалось, она не помнит, что можно просто открыть дверцу и выйти. Ее прямые волосы слиплись, они так лоснились от грязи, что казалось, она только вышла из душа. Она откидывала их со лба, собирая их в пальцы, как длинных черных червей, которых она не хотела касаться. Но она казалась мне прекрасной. Ее лебединая шея была длинной, изящной — в точности как шея нашей матери, пока она ее не перерезала. Ее лицо смотрелось гладким белым овалом на полированном пьедестале. То было лицо высшего, избранного существа, чьи глаза столь черны и затоплены жестокостью и безжалостным умом, что когда я увидел ее теперь, почувствовал себя так, как всегда чувствовал себя рядом с ней: съежившейся одномерной вырезанной фигурой, вторичной тенью, отслоившейся от контура, который она отбрасывала на мир.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.
Книга? Какая еще книга?Одна из причин всей затеи — распространение (на нескольких языках) идиотских книг якобы про гениального музыканта XX века Фрэнка Винсента Заппу (1940–1993).«Я подумал, — писал он, — что где-нибудь должна появиться хотя бы одна книга, в которой будет что-то настоящее. Только учтите, пожалуйста: данная книга не претендует на то, чтобы стать какой-нибудь «полной» изустной историей. Ее надлежит потреблять только в качестве легкого чтива».«Эта книга должна быть в каждом доме» — убеждена газета «Нью-Йорк пост».Поздравляем — теперь она есть и у вас.
Ричард Фаринья (1937 — 1968) — выдающийся американский фолксингер XX века, вошедший в пантеон славы рок-н-ролла вместе с Бобом Диланом и Джоан Баэз, друг Томаса Пинчона и ученик Владимира Набокова.Ричард Фаринья разбился на мотоцикле через два дня после выхода в свет своего единственного романа. `Если очень долго падать, можно выбраться наверх` — психоделическая классика взрывных 60-х годов, тонкая и детально прописанная комическая панорама смутного времени между битниками и хиппи, жуткая одиссея Винни-Пуха в поисках Святого Грааля.
Летом 1958 года Великобританию лихорадит: «рассерженные» уже успокоились, «тедди-бои» выродились в уличных хулиганов, но появилось новое и загадочное молодежное движение — «Моды». Лондон потрясают расовые беспорядки, Лондон свингует, Лондон ждет пришествия «Битлов». Если что-то и повлияло на дальнейшее развитие британской рок-музыки — так это именно лето 1958 года...«Абсолютные новички» — эпохальный роман о Великой Рок-н-ролльной эпохе. Эпохе «тедди бойз» и, что главное, «модов» — молодых пижонов, одетых в узкие брюки и однотонные пиджаки, стриженных «горшком» и рассекающих на мотороллерах, предпочитающих безалкогольные напитки и утонченный джаз.
Генри Роллинз – бескомпромиссный бунтарь современного рока, лидер двух культовых групп «Черный флаг» (1977-1986) и «Роллинз Бэнд», вошедших в мировую историю популярной музыки. Генри Роллинз – издатель и друг Хьюберта Селби, Уильяма Берроуза, Ника Кейва и Генри Миллера. Генри Роллинз – поэт и прозаик, чьи рассказы, стихи и дневники на границе реальности и воображения бьют читателя наповал и не оставляют равнодушным никого. Генри Роллинз – музыка, голос, реальная сила. Его любят, ненавидят и слушают во всем мире.